Асташка и Батхин
1
Асташка знал: проснувшись утром, каждый человек должен поспешить к зеркалу и, тыкая пальцем в него, произнести – ты говно, ты говно самое говнистое из всех говн мира. И в глаза обязательно себе смотреть при этом, потому, что они окошки через которые выглядывает мозг. А ведь именно там оно и концентрируется. Да и где же еще? Давно известно, что 80% человека – это жидкость, еще в нем чуть-чуть костей, души и микроэлементов. А все остальное – понятно что. И кругооборот жидкостей в человеках так устроен, что всплывает говно каждый раз в голову. Поэтому и надо вербально его совестить, чтобы в осадок выпадало. Лениться в этом деле нельзя. Реально можно в Батхина превратиться.
Кто такой Батхин? О-о-о-о…
Говорят, в прошлой жизни был Батхин счастливым человеком. Чем он занимался – в точности никто не знает, но из прошлого у него остались собственная фотография на верблюде с Нилом за спиной и карточка красивой жены без верблюда на фоне какой-то нашей отечественной унылости Это согласитесь что-то и значит. Тяжело вынести из советского прошлого фотографию заграничного Нила. Асташка, хоть и молодой совсем и коммунистическим не пропитался, но прекрасно знал, что советские люди по заграницам не ездили. Исключительно в рамках интернациональной дружбы и сотрудничества, что даже по нынешним временам звучит грозно. А уж если еще и жена красавица, то вообще феноменально. Асташка догадывался, что тогда красивыми были только киноактрисы и певицы. Как и сейчас собственно. В этом плане страна ни хера не поменялась. Поэтому в счастье его сомнений в коллективе не было. Еще говорят, что это прошлое его потом очень больно отыгралось. Тяжело из былого великолепия окунаться в современную жижицу. Теперь сорокалетний Батхин работал главной задницей в отделе общих продаж, без жены, без счастья и демонстративно проводил отпуск в деревне, а вместо красавицы-жены трахал свою подчинённую Лидочку – страшную, как Семипалатинский полигон и такую же как и он брошенку. Еще он грубил, пил на работе коньяк, употреблял дома водку и продавал больше всех того дерьма, которого они все так усиленно забивали в чрево жителям родного города. Соответственно и больше всех получал бонусов. И уж точно он никогда в жизни не говорил своему зеркалу, какое он говно.
Асташка из последних своих сил пытался просветить его на этот счет.
– Ты, Батхин – говно, - всем своим поведением демонстрировал ему, и даже плевал ему за глаза в забытую на подоконнике чашку. В лицо-то понятное дело молчал.
– Ты, Асташка, галимый терпила! – говорил ему прямо Батхин. – Хоть и креативный, с выдумкой. – И добавлял с каким-то умилением, – все говну молишься… А ведь взрослый мужик, образованный, стишки пописываешь, фильмы смотришь. А такая каша…
Асташка его молча ненавидел, но коньяк все же разливал. Потому что тот в тубусе, подарочный и приятный для нутра, а ещё потому, что говно уже с утра в себе успокоил и теперь может жить в мире розничных сетей и мерчендайзинга, закрыв глаза на мнения толпящихся вокруг менеджеров по продажам. Да и где ещё на фирме можно в три час дня хряпнуть, как не у Батхина? Начальство в болото отдела общих продаж не затягивало даже срывом плана и легкое опьянение сотрудников, при всей своей греховности, не отбрасывало тень в личное дело и не влекло никаких последствий.
– Ты как немочь синяя, – продолжал между тем Батхин, наблюдая как жидкость устаканивалась в коллекционных ныне гранчаках. – Ты же уже два года на фирме, а продажи у тебя, как какашки у хомячка.
– Мы же дерьмо продаём. Вот никто и не покупает, – возмутился Асташка, схватил свой стакан, постучал им по стакану Батхина, и, не дожидаясь пока тот соизволит приподняться, вылил в себя коньяк.
– Не понимаешь ты, Асташка, всю суть торговли, – произнёс Батхин и под благородных скрип пластмассового кресла потянулся за своим стаканом. Взял его, показал лампочке, посмотрел сквозь него в окно и тоже залпом опрокинул в себя коньяк, крякнул от терзающей его печали и продолжил немного сипло.
– В торговли неважно совершенно, что продавать. Важно, что покупать. Если ты думаешь, что люди выкладывают свои кровные копейки любому продавцу – ты ошибаешься. Мир давно повернулся лицом к покупателям, и огромной, жирной жопой к продавцам. Поэтому предложить мы можем не то, что у нас в ассортименте, а то, что в виш-листе клиентов, то есть исключительно с их мечтами и желаниями соответствуя.
– Да если нет ничего! – обиделся за свои жизненные принципы Асташка. – Вот весь ассортимент перелистать можно, а с потребностями никаких совпадений. Человек конфетку хочет, а нам-то и предложить, кроме дерьма, нечего.
– Ты слишком зациклен на себе, – засмеялся Батхин. – Почему же ты уверен, что покупателя, хотя как-то интересует, что ты думаешь? Этот мир не продавцов, а клиентов. Они всегда правы. И если они почему-то считают что покупают изумруд, нам ли объяснять – что тот слеплен из чего-то явно органического происхождения?
Асташка от возмущения громко пукнул.
– И не воняй мне тут, – возмутился Батхин лениво. – Моду завели, – и продолжил. – Ты конечно можешь возразить, что и покупатели в большинстве прекрасно осведомлены о сути предлагаемой продукции. Возражать не буду. Что-то они знают, но даже будь они полностью в теме – это ничего не изменило. Потому что покупают они не какие-то глупые шоколадные батончики, а своё хочу, желание. Мы, все человеки на этом шарике, всего лишь рабы своего непомерного фетишизма. Тебе-то термин этот знаком?
Асташка со всеми отклонениями и девиациями знакомился со всей возможной внимательностью. Нравились они ему. И пусть пока знакомство оставалось исключительно умозрительным и теоретическим, но термины знал «хорошо». Возможно с плюсом. Поэтому Асташка посмотрел на Батхина, со всей важностью на какую был способен, и закивал.
– Так вот, Асташка, мы все идолопоклонники, мы поклоняемся вещам, так будто именно и есть тот самый смысл жизни, и нашей и человечества. Мы молимся на новые ноутбуки, мобилки, автомобили, шмотки, бижутерию. И почему так происходит? Люди слишком переоценивают вещи. Ни один автомобиль не в состоянии изменить человека, ни один фотоаппарат, не сделает из криворукого задрота фотографа. Мы попали в капкан технического прогресса и все то, что раньше доверяли духам, ангелам, демонам, теперь перепоручено вещам. Они нас соблазняют, они нами грешат. В них теперь вся магия мира, все его волшебство. Если раньше в лесу человек боялся волка или оборотня, то теперь он всерьёз опасается автомобиля и ожившего холодильника. У нас и сказки теперь соответствующие. В них героями становятся не эльфы с лепреконами, а самолёты и газонокосилки. Теперь любой продавец в магазине техники: исповедник, спаситель и искуситель, а супермаркет – храм сразу всех божеств. Каждый найдёт, на собственный вкус, громовержца, в виде музыкального центра, или Бахуса предусмотрительно расфасованного в бутылки по ноль пять литра. Мир-то наш какой? Мы так далеко шагнули вперед в производстве вещей, что научились делать их чуть ли не совершенными, что никакой природе и не повторить. Ни один в мире закат на море не сравниться с большим плазменным телевизором или ноутбуком.
Асташка с тоской посмотрел на бутылку коньяка и поинтересовался.
– Нас-то каким боком все эти Бахусы и вержцы задевают? Мы оптовые, ну, в крайнем случае, –и вздохнул, поминая свою нелёгкую жизнь представителя, – мелкооптовые продавцы.
– Вот именно, Асташка, вот именно! – и погрозил ему пальцем. – А ты забываешь это! Мы поставщики всех этих вещий. Без нас полки всех человеческих храмов так и остались бы пустыми. Понимаешь?
– Ну, так, – скривился Асташка.
– Не хе-ра ты не по-ни-ма-ешь! – громко и по слогам произнёс Батхин. – Мы с тобой поставщики чудес! Оптовые поставщики. Не демиурги конечно, скромные посредники, но тоже кой-чего можем. От нас с тобой зависит.
– Мы-то никакие не искусители, – возразил Асташка и не выдержал, потянулся за коньяком.
- Мы именно они! Только мы искушаем не всех подряд, нет. Наши клиенты это другие продавцы. Священники и монахи этого мира потребителей вещей. Вот если бы в христианском мире, их бог все построил основываясь на законах логики и маркетинга, а не чувств, пусть даже таких сильных как любовь и страх, то система работала бы до сих пор. Ты, Асташка, только представь! На самом верху – бог, единственный и всемогущий разработчик веры. У него на руках все патенты и сумасшедшие доходы, которые ему выплачивают транснациональные религии. Тех немного, как раз столько, сколько надо чтобы сохранялась иллюзия свободной конкуренции. И чтобы самого бога за жабры взять не могли. Кроме них, надо обязательно допустить существование компаний, печатающих веру без каких-либо лицензий, нагло воруя идею и новые разработки. Во-первых, крупные игроки будут заняты отловом таких воров, а во-вторых, это замечательный источник дополнительного дохода, неучтённый никем тайный ресурс. А дальше – самое интересное. Потому что до этого, оно так и было, но когда вопрос коснулся непосредственной розницы, тут и началась главная проблема. Религии зачем-то полезли не только в оптовое представительство веры, а уж в самую мелочь. Представляешь, в каждой деревни существовал официальный представитель, даже не диллер, а человек говорящий от имени крупной корпорации. Ну не глупость ли? Нет, нынешний вариант, безусловно, эффективней. В каждой стране достаточно одного большого представительства, которая будет толкать веру крупным оптовикам, а те уж распихивали бы её в розничную сеть. Все проблемы, которые всегда мучают религии сразу бы отошли на второй план. Ну подумай сам, Асташка, вот начал какой-то чересчур пьяненький поп народ своими криками и охотой за девицами народ смущать – так и не страшно, пойдут в другую церковь, там поп хоть и пьяненький, но баб не трогает и псалмы поёт очень удивительно. И никакого подрыва авторитета, потому что бог дал свою сертифицированную чистую идею, транснациональный монстр извратило из неё нечто съедобное и продала, а что уж там дальше дело исключительно мирское. Или, если сомнение какие-то есть, отнеси свою веру в монастырь, там посмотрят, проверят все ли нормально с ней. Может быть, и не в вере дело вовсе, а ты с рук какое0то китайское говно купил? А? Как тебе картина, Асташка?
Тот тем временем дохлебывал коньяк, держа гранчак в дрожащей руки, и смотрел на Батхина кристально чистыми глазами.
– Лучше уж ты бы пердел, – вздохнул Батхин и отобрал у него бутылку.
По-своему он Асташку жалел. Выпивкой делился, не издевался, даже пытался подговорить обычно согласную на все уборщицу, соблазнить паренька. Так исключительно, чтобы жизнь понял. Жалко, что та не согласилась. В общем, нормально он относился к нему, по-человечески, что сейчас редкость. Но некоторые моменты Батхина выбешивали. Например, отсутствие элементарных понятий о товариществе. Выдул почти бутылку и сидит, в ус не дует. Собственно молодёжь сейчас вся такая.
– Я тут тебе мир расписываю, без прикрас и иллюзий, а ты коньяк чужой допиваешь, – пожурил он Асташку.
– Да и хрен. Не интересно, ты не думаю, - начал оправдывать тот, – но какой из этого вывод можно сделать? Туда-сюда ещё понятно, но почему ты продаёшь больше – так и не объяснил.
Батхин вздохнул и закатил глаза. Вот этого Асташка больше всего не любил. Вот когда так – вздыхают и глаза закатывают. Выходит говна так много всплыло в голову, что приходиться глаза вверх поднимать, чтобы не посыпалось. Правда же - это мерзость? Асташка, как только представлял, каловые массы, падающие из глаз – сразу мутнело в желудке и дрожь пробирала.
– А затем, Асташка, чтобы ты понял. Что не дерьмо мы продаем, а идолов, иконы. И относиться к ним надо соответственно. А ты вбил себе в башку ересь и надеешься что батюшка, тьфу, директор магазина возьмет твои иконы на реализацию? Нет, возьмет, конечно, но с сомнением большим, да еще и на полку дальнюю поставит. Не правильный у тебя подход. Ты в том, что продаешь видишь только гниль, а ведь в вещах надо искать прекрасное. Понимаешь? То, что в них замечательно.
Асташка задумался. В принципе в словах Батхина, уж как он его не любил, но ничего противоречащего его собственным мыслям не было. Он и сам замечал, что люди не вечному теперь молятся, как в старых книгах, а в основном такой откровенной мишуре и пластмассе. «И происходит это потому, что говна в голову много всплывает, а оно тянется к такому же говну,» - подумал он и вздохнул.
– Так что получается хорошие вещи и не нужны? – спросил Асташка.
– Как не нужны, нужны! – воскликнул Батхин. – Их тоже покупают. Не скажу что больше. Для покупки не очень важно хорошая это вещь или плохая. Вот для торговли конечно лучше чтобы вещь качественной была. В таких вещах бывает больше хорошего, чем во всем нашем ассортименте, а значит и найти в них нечто положительное проще. Но продавец не должен судить о качестве вещи. Оптовый уж и подавно не должен этим интересоваться. Ему важно будут ли ей поклоняться. А все остальное это уже проблемы покупателей.
– Тебя послушаешь и вообще не важно, что продавать, – почему-то обиделся Асташка.
Хотя почему как раз ясно. Он на Батхина вечно обижен. Просто пока коньяк есть, обида смиряется, а когда нет ничего – чего сдерживаться?
– Конечно без разницы. Я вот чего только не продавал. И воду сладкую, и водку, и вот сейчас вообще – менеджер по продажам широчайшего профиля, – не без хвастовства произнес Батхин.
– А как же чувства там всякие, идеалы? – произнес осторожно Асташка. Осторожно потому что сам не очень во всех этих абстракциях разбирался.
– Что с ними-то? – не понял Батхин.
– Они значит не продаются?
– Кто тебе это сказал? – возмутился тот. – Все продается в современном мире, главное убедить покупателя, что это вещи и можно толкать их себе в удовольствие.
– Вещь? – пробормотал Асташка. – И душу, если она вещь, можно продать?
– Да все что угодно, – махнул рукой Батхин и достал откуда-то из-под стола еще одну бутылку коньяка. – А что тебе с душой?
– Я бы купил несколько, – как на духу признался он
– Зачем? – удивился Батхин.
– Себе, – пробормотал Асташка печально. |