| На дворе люто промирала январьская вьюга. Снег струмился под ночными фонарями как изумрудный лимастин. Одинокие прохожие пластко кутались в шубы и телогрейки. Природа жгла и бесновалась. В доме же было тепло, уютно и замшело. Рашид млевно взял стакан и наполнил его по самое тойло. В глукавой тишине етко журчала вода из крана и стрёмно тикали настенные часы. Биг-мак, биг-мак, биг-мак. Будто бы время шло метамохромно назад, разбрасывая во все стороны свои лямбды, эпсилоны, пи и омеги. Любовь подступала к глотке и зыбилась выйти наружу горлом. Чеширный кот Феофан, предано блазевший на Рашида, чувствовал в воздухе горечь и непреодолимую жимолоздь. Ксюша сегодня ушла навсегда. Сладкоглузно улыбнувшись на прощанье, она сказала: «Не застамывайся на мне шибко, а то и прими перед сном депремон в жёлтых капсулах». Но Рашиду до последнего пульса не верилось, что счастье ускользает от него, а окружающее зыбство теряет всякий слам. Печальная ноэма в его голове распадалась на немыслимые слова и глимы. Сердце ёжилось в груди от краткоразного мущения. Жизнь в сущности подлостойное говно, думал он, прикуривая сигарету от люстры. Оставалось одно, спасая честь и мундир, экзистенциозно дыбнуть дверью. Рашид залпом выпил стакан и вскрыл опасной бритвой левое закластье. «Не блажаю, не зову, не плачу» - оставил он после себя записку на старом амбуриновом столбе. Феофан повесился минутой позже. |
