Всякий раз, когда неустойчивая пирамида моей тихой размеренной жизни рушится, рассыпаясь на мелкие песчинки, я вместо строительства новой ныряю с головой в диалектический омут. Плаваю словно рыба, которую внезапно переместили из открытого водоёма в тесный аквариум, пока не прекращается кислород. В результате, прячась и отлынивая от прямого действия, я застываю бронзовым непрошибаемым изваянием в ничегонеделанье. Шальной атаке я предпочитаю глухую оборону, тщательно обдумывая будущий контрудар судьбе.
В тот выходной день, как и всегда я ждал от моря погоды и прожигал время за стаканом. После четырёх кряду композиций Дженнис Джоплин бармен, наконец, запустил неплохой джаз, который всегда особенно хорош, если ты созерцаешь мели и глубины внутри себя. Фортепиано и контрабас – всё, что нужно для познания своего фарватера.
Увидев меня в состоянии пресыщения музыкой, напитками и табаком в кафе «Гавань», Маша почему-то обрадовалась.
- Отныне я буду свидетелем твоего безобразия, шкипер, и обязуюсь стать тайным твоим шпионом на безводном пространстве, - сказала она, присаживаясь за мой столик.
- Тс-с-с. Джэз кул, - ответил я. – Слышишь эту фантастическую виолончель?
Когда ты пьёшь понемногу уже не первый день, трезветь лучше всего во время сна ибо, бодрствуя, ты навлекаешь на себя гнев метафизических, потаённых граней бытия. А это опасная штука. Поэтому, если такое случается, лучше трезветь вдвоём с девушкой, но ещё лучше вообще не трезветь.
- Будешь?
- Буду.
На улице шёл мокрый снег, но домой совсем не хотелось. В небольшом сквере возле площади Максима Танка мы нашли сломанный зонт и купили ещё напитков. Спицы зонта зловеще топорщились в разные стороны, а ткань кое-где висела как старая ветошь. Гуляя по тёмным переулкам, мы передавали его друг другу из рук в руки как некий символ этого промозглого декабрьского дня. А когда сильный порыв ветра совсем уже изуродовал наш антициклонный щит и тотем, сжалились и утопили его в приоткрытой канализационной шахте, не забыв помянуть мертвеца новогодними хлопушками.
- Не помню, я говорил, что твои мокрые волосы похожи…
- … на томатный сок. Ага.
- Это тайна за семью печатями.
- Что?
- Всё.
Ближе к полуночи все троллейбусы уходят в депо. Нам пришлось топать несколько километров пешком, а потом ещё по длинному мосту над Припятью и дальше через какой-то совсем загаженный микрорайон где, активно допивая напитки, мы слепили двух снеговиков. Я назвал своего Вольтер, а Маша своего – Мата Хари. Уже на финишной прямой за квартал от девятиэтажки из белого кирпича, где произойдёт грехопадение, Маша прыгнула в сугроб и закричала неистово как валькирия. А я закурил, рассматривая в небе млечную пыль, и подумал о том, что всякое удовольствие по сути своей глубоко эгоистично. Ну, а то, которое с привкусом сладострастия – и подавно. Удивительно, когда эгоизм двух людей совпадает, пересекаясь в одной точке, а потом исчезает где-то там за эвклидовым горизонтом.
Настоящее удовольствие совершенно невозможно спланировать. Равно как и построить рассыпавшуюся пирамиду. Это всегда импровизация. Jazz coll. |
