Будем мы вечны. Или как получится, но в темный подъезд надо входить с осознанием пустоты, той черной и тягучий пустоты, которой окружен каждые маленький человек и человечество, совсем крошечное оттого, что, включая все людские крошки, само стало мелочью. Впрочем, тут в этом храме современной медицине, даже в подъезде все сверкало.
– У вас всегда так светло? – спросил я пролетающую мимо меня девушку в больничном халате.
Но она только улыбнулась воинственно, предпочитая, как и другие стервятники с пищей не церемониться.
– Прекрасная курица, – тем не менее оценил я объем груди.
Это был финиш долгого пути, результат самосовершенствования и постоянной работы над собой. Попав сюда, я уже победил. Я понял это и насколько проникся этой победой, что забыл поздороваться с доктором, когда вошел в его залитый солнцем кабинет.
– Мне нужны таблетки, – сразу перешел к делу я.
Я сел в неожиданно удобное, кремового цвета кресло, которое лично мне навивала мысли об игривом французском шансоне. Уж не знаю почему.
– Хм... Вы достаточно молоды для того, чтобы нуждаться в восстановление половой функции...
– Нет–нет, – прервал я. – Меня скорее интересуют такие таблетки, которые позволяют избежать проблем с собственным членом.
Доктор улыбнулся. В глазах светлым лучиком мелькнул взгляд просвещенного поедателя падали.
– Мы все чаще с прискорбием сталкиваемся со случаями, когда молодые и симпатичные парни, решаются на это... По идеи я должен отговорить вас... Или хотя бы попытаться.
Я позволил себе удивиться. Ни в коем случаи не ставил в своих мечтах на первое место вопрос оригинальности. Скорее я думал о балансе существенного и существующего; о бледном попытке вырваться из биологической определенности, замкнутости моей огромной и бездонной души в хрупкой скорлупе тела. Но все же подспудно мне казалось, что результат моей духовной практики будет все более индивидуальным.
– Не думал, что настолько часто к вам приходят с проблемой подобной моей, – недовольно пробормотал я.
Доктор стал еще милей, буквально распространяя вокруг себя флюиды понимания и счастья.
– Это не необычно как ранее. Чтобы не говорили апологеты, проблеме этом достаточно много веков, греки, римляне, так что списать её исключительно на распущенность современной цивилизации. Видимо этот досадный сбой в человеке – тоже запрограммирован природой. Так что удивляться вашему желанию стать женщиной я не буду…
Первой моей мыслью было крикнуть: я не такой. Но победил все равно шок, в результате которого я целую минут смотрел на доктора с открытым ртом и широко распахнутыми глазами, готового к жертвоприношению идиота. Перед глазами мелькнули и другие образы, некоторые прямо из детства, вроде маленькой каштанки – несчастного деревца, потомка Большого Одесского Каштана, растоптанного в цирке. Самому Каштану тоже не повезло, его спилили во время очередной реконструкции государственной власти.
– Я имел ввиду несколько другое, – только и выговорил я.
– Да? – удивился доктор и с подозрением начал меня рассматривать.
– Мне нужны таблетки, которые позволят мне решить проблему с отцовством.
– Кхм… Вот как… – и волшебный дядя доктор как-то мимолетно превратился из веселого стервятника в почти человека. – Сынок, а в чем проблема-то?
– В детях, – пояснил я.
– Хм… – человек напротив, а теперь было понятно что это именно он, так вот человек заерзал. Стул под ним иронично скрипнул, но моментально взял себя я в руки. – А в чем проблема с детьми?
– У меня их трое. В общем-то даже четверо. Но о четвертом не подозревает даже мать. Уверенная, что зачала его с другим мужчиной. В результате страдают все. Ребенок, которому придется вырасти в тесном мещанском мирке, мнимый отец, вынужденный тратить свою энергию не по адресу, и мать, незнающая пока, какую змею, какое чудовище пригрела на груди. Я бы уже давно раскрыл им глаза, но у меня нет никаких доказательств, кроме четкого ощущения и флера родственных чувств, возникающих, когда я вижу этого ребенка, – я замолчал. И пусть мне не удалось изобразить натуральную скорбь, я все же болезненно скривился. И после небольшой поистине поминальной паузы продолжил. – Да и остальных детей постигла тяжелая участь оказаться подкиданными в чужой дом, вдали от своего настоящего отца, под холодное и жесткое крыло чужих мужчин, а иногда даже и женщин. Я словно кукушка – разбрасываю свои яйца, фигурально выражаясь. И мне это надоело. Нок сожалению образ жизни подаренный мне природой никак не позволяет избегать зачатий. Женщины бывают так неосторожны с мужским семенем, а я патологически неспособен контролировать себя в некоторых ситуациях. Вот я и решил…
Я не договорил. В конце концов, из моей речи умный человек способен составить не только варианты решения, но и целый мир, в котором, даже при совсем крошечной доли фантазии, смогли бы поместиться все мои горести и радости. Оправдывая мои ожидания, доктор задумался. Я, честно говоря люблю, наблюдать за людьми которые глубоко погрузились в свои мысли. На их лице сразу проступает их сущность, как правила маленького уродца…
– Во-о-от как, – протянул он. – Ну, тогда тебе сынок не таблетки нужны. Вазэктомия, мужская стерилизация…
– Я не хочу быть кастратом, – возмутился я.
– И не надо! – взмолился доктор, снова блеснув своим отработанном медицинским взглядом. – Это другое.
Он полез в шкаф, достал пластмассовую модель мужской половой системы и развернул её. Ткну куда пальцем, он произнес:
– Вот смотри! Эти трубки идут от яицек. Мы их тебе перекроем и вуаля!
– Я же лопну! – вырвалось у меня.
Я так и представил льющуюся из ушей сперму, и меня передернуло от отвращения. О чем я тут же и поведал доктору.
– Глупости, перекрывается доступ исключительно сперматозоидам. Сперм-контроль, как в ночных клубах. Да и тех организм рассасывает…
– Очень философски поступает.
– Безусловно, – поддержал доктор. – Есть только одно но! Обратного пути не будет. Развязать как с выпивкой не получиться. Дети уйдут в прошлое… Навсегда.
Он произнес это с таким пафосом, с таким важным выражением лица, что мне захотелось тут же попросить нож и перо, вскрыть вену и собственной кровью скрепить наше соглашение. Но не смог. Меня настолько восхитила идея растворять в себе своих детей обозначенных во всех божественных списках, как «еще несуществующие», что на несколько минут потерял связь с реальностью. А когда очнулся доктор уже дружески пожимал мне руку и назначал операцию на вторник.
Только уже на улице ткнувшись в щеку Ольги Федоровны с легким поцелуем, я понял, что ближайший вторник у меня занят. Да и следующий за ним тоже. Так что остается надеется, что доктор не имел их ввиду и прийти к нему через две недели.
– Ну что? Успешно? – спросила меня Ольга Федоровна.
– Относительно, – поостерегся я признаваться в удачи, от суеверия и оттого, что так и не сказал к какому доктору я ходил.
– А у меня для тебя новость.
– Какая? – на автомате поинтересовался, уже витая где-то в будущем.
– Я беременна. И судя по времени от тебя, – произнесла она и посмотрела на меня с вызовом.
Мне тут же стало плохо. Я с ужасом понял, что опоздал. |