| Вот лес. Сосновый январский лес. Снежные декорации лишь усугубляют его девственную красоту. Или я просто люблю ходить по снегу. Когда цепляешь ветку головой, за шиворот падают белые хлопья и зеленая иглица. В зимнем лесу охуительно пить водку, чай из термоса и хавать сыр. Здесь все сосны чрезвычайно красивы. Даже старые, засыхающие, внушают уважение, излучают тленность и бессмертие одновременно. Больше всех я люблю одну, ту, возле которой огромный муравейник. Восемнадцать лет тому назад я глотал здесь с горла шмурдяк «золотая осень» и взгляд мой был светел. Я думал, вот она, точка отсчета. Отошла первая ступень. Две минуты, полет нормальный. Дятел на сосне аритмично отстукивал время. Оно казалось прозрачным, тягучим и сладковатым на вкус. И радовало отсутствие людей, лживых и лимонных лиц. Лесничий не в счет. У него был самогон, три алюминиевые кружки и варенье. Он всегда охотно делился всем этим, шевеля бородой. Я мечтал стать лесничим, но уехал в город и стал долбоебом. А сосна осталась стоять в лесу. Ее ветви, как и раньше, стремятся прямо в небо. Когда ты искренен, но тебе не верят, несет безысходностью. Доказывать, оправдывать, херачить головой об стену, в любом случае, смешно. Та самая сосна просто слушает меня и едва заметно кивает кроной. Да, старик, говорит она, все так… все так хуйово, я не спорю с тобой. Но скоро весна и что-то непременно изменится. |
