Крылья небесной птахи, волосы в ветвях. Стечение обстоятельств. У меня болит нравственность, и устали ноги. Стечение рек. Стечение мыслей и прочих нечистот в один водосток. Сомнения грозят разуму извержением подсознания. А значит прочь сомнения, только уверенный шаг, движение и действие. Мысль, породившая действие – живая мысль.
Я закрыл дверь и отворил ветхую тряпичную заслонку на кухню. Кафельный пол, весь в трещинах и давленых тараканах. Здравствуй, дом.
Здравствуй, мама.
Здравствуй, сын.
Мама, сегодня какой день?
Сегодня день нашей смерти, сынок.
Табурет пуст, свет выключен. Щелкаю, дарую жизнь темным стенам. Тараканы бегут. В раковине вонючая и склизкая масса посуды. Грязная тряпка на полу. Свернута. Коша опять наблевала – кто-то собрал блевотину в тряпку и оставил на месте.
Прохожу по темному коридору, за мной движутся стулья, вползаем вместе в тесную комнату. Огромные стены улетают в потолок. Сажусь один посреди вещей. Смотрю в стену. Стена голая, закрыта обоями. Посредине стены торчит розетка, едва отражает тусклый свет из окна. Вечер.
Город как всегда устал, стекается к вечеру в дома. Каждый человек устал думать. У меня болят: спина, шея, локти, суставы рук, мышцы, глаза, голова, волосы, мысли, душа, нравственность, сознание, совесть. Хочется ничего не сделать. Сижу и смотрю на розетку. Не специально смотрю – просто остановил взгляд и перестал думать.
Я не думаю уже несколько часов. За окном стемнело. Почему-то каркают вороны. Из полки вылетела книга корешком вперед и упала - развернулись страницы. Я подобрал книгу и увидел, что в ней написан следующий текст:
«Увидев народ, Он взошел на гору». Дальше я читать не стал. Я знаю этот текст. Бог засмеется и скажет, что Он - Бог. А кто же Я, тогда, если Ты - Бог? Возможно, Я – плод рук живого Бога, Я и есть мироздание? Я – мироздание – вечно должен закрывать дверь и сидеть посреди пустой темной комнаты, наблюдая, как токи обходят стороной мое жилье.
Мне так тихо здесь. Я постоянно слышу, как ток шуршит в этих черных дырочках, которые сморят на меня из стены. Это маленькие холодные иголки... Достаточно мыслей. Встаю, снимаю с себя все, даже майку и трусы. Не разбирая постель, ложусь поверх и мгновенно засыпаю. Во сне происходит поллюция, и я просыпаюсь весь в сперме. На кровати растеклось пятно, все засохло. Соскабливаю ногтями.
Мучительно оглядываюсь в поисках воды. Ссохшиеся губы требуют поцелуя. Мне бы напиться. Мне бы хотелось сейчас, чтобы кто-то очень большой встал надо мной и насрал жидким прохладным поносом, а я разжевал бы его и заплакал. Прохлада шевелилась во рту, таяла бы, уходила внутрь. Я снова бы встал, снова. Воды нет. На кухне…. Кран, открываю, в рот. Пить. Пью. Плюю, чищу пальцем губы, плюю. Чищу зубы, плюю.
Захожу в комнату матери. Ее постель не тронута.
Доброе утро, мама.
Доброе утро, сын.
Как тебе спалось, мама?
Мертвые спят хорошо.
Ты видела сон?
Я видела сон.
Мама рассказывает мне свой сон: «Три мальчика играют. Они бегают и резвятся. Они взметают вверх пыль, игрушки. Прыгают по кроватям и щекочут друг друга. Постепенно они начинают трогать друг друга за гениталии. Игра как-то затихает. Три мальчика сидят за большой кроватью и трогают друг у друга гениталии. Три мальчика сосредоточены. Они поглаживают детскими ладошками маленькие пенисы друг друга, и им поглаживают их пенис другие ладошки. Мальчики ничего не говорят друг другу, потому что говорить нельзя. Нужно молчать и теребить детскими ладошками то, на что нельзя даже смотреть. Один из них закрывает дверь на замок. Мальчик стягивает штаны с другого мальчика и задирает футболку. Их глаза светятся.»
Собираюсь уйти. В соседней комнате на кровати лежит труп отца. От него смердит уже который день. Подхожу и целую его в лоб. Спи, папа.
Закрываю за собой дверь. Мой дом сделан из цемента и кирпича. Из железобетона. Он не горит. Его не поджечь. Он гниет уже очень давно. Его можно сделать пустым и холодным. А можно заставить сиять, распылив духи и повесив гирлянды. Можно даже закрыть глаза и сказать себе – этого нет. Ничего нет. Но всегда приходится открывать глаза. А когда я открою глаза, я буду знать, что центр пустой комнаты, в которую не попадает воздух и свет, всегда, всегда будет во мне! Я - центр мироздания, придуманного Богом - прогнил. Нельзя сжечь дом без его владельца. Нельзя разбить сосуд, не выплеснув содержимого.
Мысль, не породившая действия – мертвая мысль. Разум, рождающий смерть, обречен на бесконечную рефлексию, пока он не заблудится в собственных словах и рожденных ими смыслах. Тогда для владельца этого Гнилого Дома настанет сомнительная свобода больше никогда не выбирать и не стремиться. Есть узкий коридор, смещенный тенями в изгибах, подъемах и спусках. Есть узкий коридор, окруженный стенами и непроглядной темнотой ночи. Впереди нет света. Сзади нет вообще нечего. Человек движется вперед только потому, что есть это похоже на жизнь. Но это лишь подобие жизни. |
