…Он проснулся оттого, что задыхается. Пытаясь сообразить, где он находится, оглянулся и понял: «Я, наверное, в аду». Зияющая дыра в его лбу выставляла напоказ простреленные мозги. На обочине дороги валялись всяческие алкоголики. Бутылки в их руках были полны жидкости. Только в бутылках у них была не водка или портвейн, а ракетное топливо. Детоубийцы здесь работали учителями. Их руки были прибиты к столу огромными гвоздями, а ноги вросли в пол.
Он прошелся дальше по дороге. Из верхнего окна ближайшего дома уже в седьмой раз выбрасывался один и тот же мужичок. Вставал, поднимался наверх и снова, дико хохоча, прыгал вниз.
«Гадость, – подумал он – а что же дальше?» Открыв ржавую калитку полугнилого забора, он заглянул во двор к насильнику. Желая посмотреть, что же там происходит, он подошел к грязному окну. Вначале он услышал пронзительный смех. Потом он проделала пальцем дыру в стекле и, просунув внутрь единственный глаз, увидел. Насильник зажал свой член в створках тиска. С каждым поворотом рукояти комнатушка заполнялась белесой жидкостью, вытекающей из раздавленного «орудия». Скоро насильник оказался в ней по уши, и дикий его смех утонул в потоках его же собственного греха.
Он презрительно сплюнул и пошел дальше.
Серийные убийцы и прочий мерзкий сброд в этом месте стояли на одном большом общем эшафоте. Их вешали, расстреливали, травили в газовых камерах, но, умирая, те снова возрождались, и все начиналось снова. С каждым. Им давали почувствовать, как это – умереть. И они чувствовали, как пули превращают их внутренности в кровавое месиво, как трещат шейные позвонки, как легкие заполнялись газом. Чувствовали, как больно и медленно из их вен вытекает темно-бурая жизнь.
«Я больше не могу здесь оставаться» - подумал он и, выдумав лестницу, взобрался по ней наверх…
…и тут же проснулся. Вытирая лоб от холодного пота, он почувствовал, как зияющая рана в его лбу выставляла напоказ простреленные мозги.
|