Арахис – это такая дрянь, после которой жопа становится, как у Джей-Ло, и пить хочется не по-детски. Причем он неполезный, и даже, если хорошенько распробовать, невкусный, а жареный и с солью – ну вообще отрава, от которой тупеют. Видали, америкосы какие? Это потому что они жрут хлеб с арахисовым маслом... Но. Вы наверно замечали, что если начать его есть, то остановиться просто нереально. Орех за орехом. Ням-ням. Вроде последний. А вроде и нет. Жрешь и все тут. Сама такая. Вот почему мне бы стоило понять баб, которые любят всяких мудаков – они потребляют их однажды, а потом по инерции, в обход процессу здравого мышления. Они возятся с ними рьяней, чем некоторые мамаши со своими отпрысками. Утирая сопли и слёзы, они терпят измены, жестокость, неуважение и прочие выходки, подыхают – но терпят! Ням-ням. Они проще нассут себе в трусишки, чем признают, что их ненаглядный – МУДАК. Пять букв и точка. Они лучше прибегут к подружке, испортят ей жилетку слюнями и словесным поносом, и настроение впридачу испортят, но (!) все оставят по-старому. Ну и флаг им в руки. Сиськами на амбразуру. Я в таких случаях испытываю неконтролируемое злорадное удовлетворение. Если женщина не может бросить урода – значит ОНА ЕГО ДОСТОЙНА, и лучшее ей, увы, не полагается. Вот такой у меня закон. Два притопа, три прихлопа. Лучше уж жаренные орешки и жопа, как у Джей-Ло, чем мудак под боком. Сегодня Люська приползет за советом с красными глазами, распухшим носом и видами на мою жилетку. Сниму я нахрен свою жилетку, лифон сниму, нет, вообще сяду голая и скажу:
- Кидай своего козла, Лю, будем лесбиянками, смотри, какая я хорошая, нежная и заботливая.
- Нет, - скажет Люська. - Я ж люблю его (ням-ням), и он меня любит, тока бабник он...
- Ну значит, Люська, я за тебя рада! Клёвое у тебя счастье, раз схватилась за него всеми конечностями.
И начну ржать, как сумасшедшая. И буду ржать, пока она, рыдая, не убежит. Тогда я закину ноги на стол, посмотрю порнухи пару фильмецов, бахну пива. Завтра куплю себе новые трусики. Соблазню Люськиного хмыря во имя спасения невинной души. Накину последнюю соломинку, которая, даст Бог, сломает спину верблюду. Хотя, что я, робингуд какой? Не-е-е. Спасение утопающих – дело рук самих утопающих. Поделом им. А мне в другую сторону. Туда, где на вес золота каждая минута, прожитая вместе, глубоководные рыбы только океанариуме, пиво из одного бокала и никакой инерции. И орехов тоже никаких.
|