Женщина эта прозвучала последним выстрелом из ружья, которое весь спектакль висит на стене. Киносъемку рекламного ролика проводили всю ночь до пяти часов утра под землей, в метрополитене. Рассказчика процесс работы группы разочаровал, а опыт в этом деле у него был немалый. Несколько интеллектуалов и серая масса народу. На улице зима, но по сценарию лето и почти все, кроме группы и предусмотрительных или опытных массовщиков, мерзнут.
Атмосфера «звездизма». Видно, что многие друг друга знают и выеживаются, делая актерский зажим непосредственности или раскованности. Деланно непринужденный смех, показное остроумие режут слух и зрение. Чем-то напомнило рассказ то ли Борхеса, то ли Кортасара «Менады». Главного героя убеждают, что маэстро в ударе, а ему кажется, что сегодня у маэстро самое худшее выступление. Ну а в нашем случае герой держится вежливо, но внутри себя он все больше становился уверен, что это одна из самых худших киносъемок в которых он когда-либо участвовал. И чем лучше был уровень уважения к актерам массовых сцен, тем лучше был уровень производимого продукта искусства. Заметил наш герой одного «хлопца». Он был осветитель или постановщик (т.н. рабочий сцены). Лицо его выражало полное презрение к массовке. Почему-то он всегда, когда был свободен от работы, садился близко к массовке и с надменной «физией» смотрел на «людишек». Такое впечатление, что они удобное приспособление для зарабатывания им денег.
Все это ерунда. И не таких обламывали. Раздражала массовка. Проверяются списки: каждый норовит оказаться первым, а девушка со списком, безразлично называет фамилии в порядке очередности. Когда творческий процесс завершился, девушка стала записывать фамилии и адреса, чтобы водитель «развозки» мог прикинуть маршрут, началось то, за что личности начинают презирать толпу. Нашего человека все время кто-то опережал, и не в обиде дело, а в отвращении –– он простоял рядом с девушкой, которая записывала адреса, с полчаса, и все время появлялись люди, которые пробирались мимо него и становились к нему спиной, или выкрикивали свои адреса. Явилось мимолетное раздражение.
В пять часов утра автобус тронулся в путь. Сорок человек. Ошибка организаторов приводит к тому, что вместо двух маленьких автобусов им дают один большой, и люди с левого берега Киева едут вдаль от дома родного, в сторону Севастопольской площади, Кадетского Гая, потом на Борщаговку. Наш человек сидел и смотрел в окно. Автобус был класса «Люкс». Длиннющий, навороченный –– уютный одним словом. Время шло. Шесть часов. Приближался наш человек к высадке. Подобрался поближе к водителю, начиная чувствовать себя штурманом. Водитель дернул автобус и его занесло на даму, совершенно случайно. Он принес ей свои извинения, а она брезгливо съежилась. Водитель громко спросил: «А сейчас куда?». И только он хотел сказать: «Здесь скоро налево», –– как дама эта нервно завопила: «Мне на Русановку! Метро давайте!». «Но мне сейчас налево…». «Сколько можно кататься, мне на Руссановку надо». И автобус подхватил: «Транспорт уже ходит, тут рядом, можешь пешком на трамвае добраться, выходи». Вышел он, обалдевший.
Удивленный и раздраженный. Дело-то не в том, что трамвай там и все такое. А в том, почему предчувствие подсказывало, что кинут тебя парень, кинут, и глазом не моргнут. Что действительно, надо было садится в машину и на свои деньги ехать домой, чем пройти через это унижение. Это же вроде «развозка», и не его вина, что маршрут водитель выбрал такой. Но ей «На Русановку». И баста. Почему люди думают, что этот автобус должен служить только им, только их интересам. Капризное ружье Средневековья.
|
