Однажды, когда я был маленьким, со мной произошёл случай. Я ехал на лисапеде и упал, но не головой о бордюр (не надо иронизировать по этому поводу), а коленом о шершавый асфальт. Случилось со мной судьбоносное падение, в результате которого моё колено соприкоснулось с асфальтом и, в силу разной жёсткости и твёрдости вышеозначенных предметов, я был кроваво травмирован. Кровь струилась по моей ноге, да не из какой-нибудь там жопы, а истекая из посиневшей по краям раны, а рана была на маленьком лысом колене. Круглая дырка смотрела мне прямо в глаз чем-то белесым внутри. А я, рыдая навзрыд, смотрел в дырку в колене. А дырка смотрела в мой левый заплаканный глаз. А я смотрел в дырку.
(Кто-то подумает: «щас будет диалог дырки и упавшего с лисапеда», и жестоко ошибётся).
Итак, дырка смотрела на меня, а я…, я смотрел на дырку. Мне было больно. Я дул на дырку. Край-лоскут кожи трепыхался под моим тёплым дуновением. Прекрасный, алого закатного солнца, цвет переходил постепенно в синеву и опухлость раны. А я дул и даже плакал от тупой затихающей и уже пульсирующей боли. Я был маленький, и мне хотелось, чтобы боль как можно скорее перестала болеть. Я, сжав молочные зубы, терпел. Но она болела и болела. Пока совсем не перестала. И тогда я засмеялся. Посмотрел на побуревшую кровь на ноге и засмеялся. А потом я поехал к себе домой и кушал гуляш с макаронами. И теперь у меня глубокий философский взгляд на жизнь.
|
