2004-10-29 : Simamoto : Маленькая девочка, Мамы, Кино и прочие Страсти
| В 2003 году в центре Москвы частенько можно было встретить женщину с маленькой девочкой.
Их часто видели гуляющими. Всегда вместе. В любую погоду. Утром, днем и вечером. Так и складываются обычно легенды о городских сумасшедших… * * * Что-то уводит меня сейчас от этих воспоминаний. Что-то закрывает мне глаза мягкой ладонью, что-то похожее на забытье. Но я продираюсь сквозь свою память. Пытаюсь восстановить все то, что я видела. То, что чувствовала и переживала. Копаю глубоко, усердно, скрупулезно, дотошно. * * * Женщина была высокой и худощавой. Вьющиеся рыжие волосы она закалывала на затылке в пучок. Большой заколкой с каменьями. Получалось нечто в ретро стиле. Она называла себя Катериной. Я ее просто Катя. Помню ее уставшие глаза, с полу прикрытыми веками. Глаза цвета разбавленного чая. Или цвета гречишного меда. Но вовсе не теплые, а скорее всего равнодушно-усталые. Про такие обычно говорят: выдают возраст. Помню ее руки, с длинными худыми пальцами. Она редко пользовалась косметикой. И от этого отсутствия красок цвет кожи ее походил на выцветший лепесток цветка. Она была искусствоведом, но по профессии не работала. В основном зарабатывала себе на жизнь, снимаясь для журналов и календарей. Фото-натурщица. Не фото-модель, а именно натурщица. Такая вот она. Такой я ее запомнила. Уставшей постоянно. Курящей сигареты через длинный белый мундштук. С массивными малахитовыми серьгами в ушах. В белой шерстяной безразмерной кофте, а на коленях кот Федор. И рядом маленькая девочка лет пяти – я. Маргарита. Вот, что мне удается накопать в памяти в первую очередь. То, что именовалось моим детством. Все это было соткано из сигаретного дыма. Из постоянных и многочисленных походов в кино. Из завтраков и обедов в «Макдоналдсе». Мы кочевали из одного кинотеатра в другой, с одного сеанса на следующий. Меня тогда буквально посадили на кинематограф. Так появляются на свет кино-наркоманы и фанатики. Ими никто не рождается, ими становятся. Раз и навсегда. Еще я помню свою маму. Мама вообще была у меня красивая. От ее волос все время пахло молоком и миндалем. Русая коса похожая на туго сплетенные стебли пшеницы. Цветом и тяжестью. Она была примером русской красавицы. Эталоном. Круглолицая такая, розовощекая. С серыми глазами. Как игрушечные шарики из стекла, которые я хранила в коробке. Помню, что меня окутывало ощущение, что вокруг серое пасмурное и тяжелое небо, если она на меня смотрела. Такой взгляд был немного суровый, строгий. Какую-то стеклянную прозрачность, спокойствие таили ее глаза. Она была молчалива. Словно спала все время. Мне было боязно тревожить ее тишину, и я росла тихоней. Отца своего я никогда не видела. Мама ничего мне про него не рассказывала. Так и жили вдвоем. Теперь я могу хоть как-то облачить в слова события. Одеть их нагих в словосочетания. Нанизать на запятые, связать в нити предложений. Раскрасить немного блеклыми детскими фантазиями-домыслами. А тогда все воспринималось на уровне ощущений. На уровне каких-то запомнившихся картинок. Вот и мамин образ для меня – картинка. Где она такая спокойная. Целует меня в висок, врываясь в сон теплым поцелуем с запахом кофе. Где она одевает осенью пальто цвета выгоревшей травы. Повязывает вокруг головы газовый изумрудный шарф. Я знаю: там, как змея, прячется ее коса. Руки ее покрывают многочисленные кольца. Мама пьет по утрам кофе, а мне варит какао. А потом тканевой накрахмаленной салфеткой вытирает мне «усы». И это все – моя мама. * * * Катерина не являлась мне родственницей. Ни теткой, ни соседкой, ни крестной она мне не была. Она вообще была мне никем, до нашего с ней знакомства. А после заменила все и всех. Так уж вышло… И моя жизнь разделилась на «до» и «после». * * * Однажды мама подняла меня совсем рано. Часов в девять. Для субботы непомерно рано. Обычно меня не трогали, и я могла проваляться до обеда. Мама сварила какао, заплела мне «корзинку». Это, когда косичка огибает голову по кругу. Напоминает кантик из теста на каравае. Я, ковыряясь в тарелке с кукурузными хлопьями, зевала. - Мы сегодня едем на встречу с одной моей приятельницей. Ешь скорее. - А это твоя подружка, да мам? Как моя Маша во дворе? - Нет, не похоже на Машу. Мы просто раньше были знакомы очень хорошо, а потом стали общаться все меньше и меньше, но она – замечательная женщина. У мамы была привычка разговаривать со мной, как со взрослой. Она никогда не пыталась мне врать и выдумывать в попытке что-то объяснить. Просто говорила все, как есть. И я ее понимала. Вскоре мы уже стояли на улице в ожидании. Женщина приехала без опоздания. Мама смущенно улыбнулась. - Это Рита. – И ее рука легла мне на плечо. В тот момент она показалась мне безумно тяжелой. Свинцовой даже. Женщина присела на корточки и представилась. - Я – Катя. Ее лицо оказалось напротив моего. Я смотрела на морщинки вокруг глаз. Морщины – лучики. Так бывает у тех, кто часто улыбается. Катя улыбалась мне, но как-то сочувственно. Ну, то есть это теперь я понимаю, что то была сочувственная улыбка. Я по привычке схватила мамину ладонь. Она была в перчатке. Я так и не почувствовала тепла ее руки. Мы пошли куда-то вниз по улице. Катя сказала, что дома у нее кот Федор болен. И ему приходится делать уколы два раза в сутки. У меня никогда не было домашних животных. Я спросила, чем же ему так плохо? - Камни. – Сказала Катя. Я так и не поняла какие такие камни, но расспрашивать не стала. Мама иногда словно просыпалась и расспрашивала Катю о каких-то общих знакомых. Они делились воспоминаниями, как я и Маша красочными открытками. * * * А Маша была мне лучшей подружкой. Она такая вся тоненькая, худая, как веточка. С большими черными глазами. Мне казалось тогда, что ей вся жизнь кажется такой удивительной, странной. Потому и глаза у нее огромные, округленные. Она была такой тихой, хрупкой. И говорила мне всегда почти шепотом, что ее медвежонок игрушечный на самом деле живой. Я не смеялась, а искренне верила. Так вот этот медвежонок по имени Жонок (ударение на первый слог), ночью залезал под кровать и гремел там банками с компотом. Мои игрушки, к сожалению, такого не вытворяли. Поэтому Маша со своим медведем были для меня чем-то ну совсем необычным. И любимым. * * * Пока мы шли Катерина рассказывала мне про море. Я никогда не была там прежде. Она говорила, что Солнце там сменяет Луну совсем не так, как в городе. Что они очень похожи, и Луна – это то же Солнце, только ночью. Она там оранжево-красная, как марокканский апельсин. - Ну, или, как мандарин, понимаешь? Я кивала и слушала, как завороженная. В голову мне лезли воспоминания о Новом Годе и мандаринах. Потому что мандарины – это новогоднее лакомство. Мама покупала их только на Новый Год. Украшали елку. И запах Нового Года – это запах мандаринов. Когда пальцы липкие и ароматные от сока, с оранжевой прослойкой под ногтями. И обязательно капли сока на выбеленной скатерти. И мамин смех. И Президент по телевизору, а потом спать. Мы шли долго. Я все слушала и слушала ее рассказы про разные-разные вещи на свете. И все мне казалось таким странным и удивительным. Моего воображения едва хватало, все это представить. И я даже про маму забыла. Представляете? Сама не понимаю, как так вышло. Глупая такая была, маленькая. Отвлеклась, заслушалась, а потом смотрю по сторонам – нет мамы. Я даже как-то испугаться не успела. Просто стояла, как вкопанная и глазами «хлоп-хлоп». Помню, как Катя присела рядом со мной и принялась мне на куртке молнию застегивать. А я и сказать ничего не могу. И спрашивать страшно «где мама?». Какое-то чувство у меня тогда появилось, что я ее уже не увижу. Ну, так оно и вышло… * * * Молчала я ровно неделю. Не плакала, не кричала. Пусто и страшно было. И в голове ворох вопросов, на которые мне не было ответов. Катя мне ничего не говорила. Забрала к себе домой. Так вот меня мама оставила, как щенка на улице. Она снилась мне тогда каждую ночь. Снилось, как мы гуляем вместе, она за руку меня ведет. И я во сне пыталась ее теплые руки запомнить, эти ощущения. А потом Катерина меня в кино отвела. И я заболела. * * * Я заболела кино и заговорила одновременно. Для себя неожиданно и Кате на радость. Так это случилось. Она постоянно меня с собой на съемки возила. Пока какой-нибудь дядечка-фотограф настраивал свои приборы, мне приходилось копаться в журналах. Обычно меня усаживали в кресло или на диван, приносили ворох журналов. В основном тематических – про фотографии. Это из-за того, что они с картинками. Всякие разные. И я сидела и смотрела на эти безмолвные лица со страниц. Часами рассматривала. И однажды попалась фотография Чарли Чаплина. Никогда я не видела таких шляпы и усов. Он показался мне каким-то уж очень особенным. Жалостливым таким. Маленьким. Худым и неказистым. Словно не в себе немного. Я сползла со своего места и не надевая тапочек прибежала в студию. - Катя!!! – Я с порога комнаты принялась трясти журналом. - Да, Душа моя! Я знаю, что она тогда очень облегченно вздохнула. - Катя, кто это? Она взяла журнал. - Это? Сегодня узнаешь! – Подмигнула мне заговорщически. А вечером мы пошли в кино. В рамках какого-то фестиваля шел показ фильма с Чарли Чаплином. Я сидела на первом ряду. Этот неуклюжий персонаж, в шляпе-котелке, с усами почти нарисованными угольком меня впечатлил. И все смеялись. Весь зал хохотал; как безумцы. А он все спотыкался и падал. Потирал ушибленный лоб и снова получал тумаков. Я была готова разрыдаться. Когда свет включили, Катя почти вынесла на руках меня ревущую. - Почему они все издевались над ним? За что??? Катерина не могла объяснить все просто, как мама. Она быстро запаковала меня в куртку и потащила в метро. А дома кот Федор слушал историю про «бедного дядечку», которого все обижали. Мне тогда кино не очень понравилось. Но уже через два дня я снова попросилась на какую-то картину. И понеслось… * * * Кино мне много заменяло. Что-то давало, открывало. Это же были целые истории, когда ты незаметно подглядываешь в скважину замка. То, что я и вообразить не могла, представить. Все это – кино. Я искренне полагала, что все истории – правда. Грустные и веселые. Фантастические и банальные. В замочной скважине у Катерины в доме дул ветер. Сквозняки. Иногда я часами сидела возле двери прислонившись ухом. Слушала эти завывания потоков воздуха. И через две недели заболели уши. По ночам Федор залезал ко мне в кровать и ложился над головой. Иногда и вовсе своим теплым животом мне на лицо. Грел и лечил. Катерина сидела в свете желтого абажура, как статуя из воска. Листала книги и курила. Я засыпала рассматривая ее профиль в оранжевых кудрях. И снова снилась Мама. * * * - Мама, почему ты ушла? Молчание. - Мама, а куда ты ушла? Тишина. Она только молчит и теребит кончик шарфа. Рука у нее в перчатке. Она такая красивая. Я боюсь, что в один прекрасный момент совсем забуду ее черты. - Мам, не уходи. Я не буду просыпаться, ты посиди со мной еще немного. Но она лишь улыбается и гладит меня по голове. * * * Мы много гуляли с Катериной. Подолгу. Рассматривая прохожих, я представляла себе разные истории. Истории жили и множились в моей голове. А Катерина продолжала сниматься. Периодически ее профиль или изящный изгиб спины я видела в журналах. Мы постоянно ездили по гостям. Ее фотографировали, меня поили чаем. А в перерывах между всем этим мы ходили в кино. Эпилог… Теперь, прогуливаясь по городу, я встречаю киноафиши и читаю на них свое имя. Мне без кино не выжить. Я сама воплощаю «истории из головы» в реальность. Режиссура – мое призвание, и мой хлеб. Кино – моя любовь. Я пытаюсь восполнить дефицит любви в своей жизни. Таким вот странным способом. Первую свою картину я посвятила своим мамам: маме Маме и Кате. На премьеру пришла только Катерина. Тогда она мне сказала, что моя мама… Впрочем, возможно, я сниму когда-нибудь фильм о женщине, бросившей ребенка. Потому, что другого выхода у нее не было. Я вот не знаю до сих пор показывают ли обитателям хосписов кино… Очень надеюсь, что показывают. Simamoto 28/10/04 | ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
КОММЕНТАРИИ
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Оригинал текста - http://teplovoz.com/creo/3864.html | ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||