Тонкая сетка линий, изредка пересекаясь, опутывала серебристо серую поверхность. То тут то там на ней вспыхивали и сразу же исчезали крохотные огоньки, создавая иллюзию непрерывного потока, стремившегося навсегда завлечь внимание наблюдателя в свой лабиринт. Плавные лини изогнулись в изящном движении поворачивающейся кисти. Абсолютная точность и в тоже время непринужденная лёгкость выдавали в обладателе отнюдь не простого смертного, но бога.
Стройная фигура стояла на мраморной плите уходящего в даль моста. Что было за спиной, существо в свободном одеянии неопределённого переливающего цвета уже не знало. Единственные мысли были далеко, далеко впереди, там, где мост заканчивался, там, где что-то начиналось... Оно сделало ещё один шаг, и весь мир качнулся под очередным порывом сущности, которая как ореол окутывала, пронизывала и истекала из сосредоточенной в хрупкой физической оболочке мощи. Яркие как сапфиры на лучах солнца распахнулись глаза. Голова качнулась и на лице скользнула тень узнавания смешенного с удовлетворением. Божество второй раз за вечность почувствовало то, что желало, и что пыталось достичь. Уже близко, ещё один шаг и вся сила, весь разум понесся бы к...
Глубокие складки синевато-коричневой старческой кожи охватывали дрожащую руку как грубая перчатка. Сквозь затуманенный катарактой единственный глаз с трудом проникали лучи восходящего солнца и очерчивали грубые черты искорёженных годами тяжёлого труда пальцев. Неглубокий с присвистом вдох принёс новую боль в груди. Уже утро и впереди ещё один день борьбы с ревматизмом и болями суставов, с несварением желудка и головокружением. Что может быть хорошего, когда стукнуло глубоко за 80-ть, и даже дети не считают нужным более звонить и справляться о здоровье. Какое там здоровье. Конец близок, но даже эта мысль не приносит более никаких эмоций, эмоции умирают много раньше... Налив себе уж невесть, какую традиционную чашку чая старик сел и как обычно стал вспоминать свою жизнь. Память его уже не была столь ясной, но воспоминания детства и молодости были так свежи и так манили с каждым днём всё сильнее, будто пытались вытянуть его из бренного тела... Чашка опустела, и воспоминания стали опять на места в ожидании следующего дня. Выйдя с веранды на крыльцо, дед ощутил тёплый поток солнечных лучей и в предвкушении улыбнулся. У него появился шанс опять просидеть на скамеечке, наслаждаясь теплом в костях, и тем самым хоть на время приглушить их нытьё.
Прошло пол часа, и старик не заметил, как задремал. Ему снилось, что он сидит у себя во дворике под ярким солнцем, но вдруг подул ветер и откуда-то приплыли тёмные тучи, они стали сгущаться, сгущаться, пока солнце не стало еле видным через них, температура резко упала и стало трудно дышать, всё труднее и труднее, на груди будто лежала десяти пудовая гиря. Очередная туча надвинулась на солнце, и сознание деда погрузилось во мрак. Вечности.
Воздух ещё не окончил дрожать, когда сознание божества уже стало вытягиваться, удлинятся, и нестись вперёд к окончанию своего пути, сияя всеми цветами радуги. Буря восторга переполняла пространство вокруг, и эта буря была готова перерасти в разрушительный ураган с каждым мгновением своего безумного бега. Спустя миллионы лет или всего несколько мгновений волна достигла своего апогея и стихла так же быстро, как и поднялась. Дело было сделано. Цель достигнута. Божество улыбнулось, и разлившееся море покоя затопило всё вокруг. Глаза божества закрылись.
Чудный розовый свет пронзил маленькую каракатицу гордо вознёсшуюся вверх. Нет не каракатицу, крохотную ручку с мягкой гладкой полупрозрачной кожей. Ручка совершила неловкое резкое движение и замерла в нерешительности. Это было первое, что увидело существо, призванное покорить новый мир. Удивительные для младенца глаза сапфирового цвета смотрели вперёд. Воспоминания уже не имели значение, впереди таилась жизнь.
|
