Вот и все… теперь можно отрешиться. Эта сырая яма станет моим последним, тихим убежищем. Не нужны мне эти пули, не осязаемы – эти раскаты грома, бомбы. Эта уже не моя война, для меня ее не было, будь она проклята!.. грызться и рвать – все это осталось им, смотреть на зверство и вершить его, мстить, рождая ответное мщение, все это – им. А я? Я?.. Я заслужил свободу. Я зверствовал и убивал… Но я ее заслужил.
…уже стемнело. Я могу наблюдать звезды, я могу не скрываться от взора неба! Вдыхать этот хладный воздух и не боясь за свою шкуру, не испытывая скотского страха, видеть, видеть, ощущать. Покаяние? Нет это шутка для трусов, но, Господи, честно скажу тебе, что никто не заслужил такого Твоего внимания, лучше бы ты не проявлял такой инициативы, бездействие на то и хорошо, что ничего и никого не рождает, а ты заскучал, садист. И неужели ты?! Да ты! Заслужил, чтобы я просил у тебя прощение, я безжалостное, убегающее от себя ничтожество. А иные загубленные подобными, разве они достойны такого утешения? Молчишь… как всегда молчишь. Вдруг наступил момент, когда я с искренним сердцем смотрю на небо. А ты? Ты вновь недостижим. Тебе опять нет ни до кого дела. Я также забыт как бесчисленные множества…
…жив, тучи, мелкий дождь. Опять!.. где-то идет стрельба. Напоминание? Возможно. Что-то уже ушло. Я даже испытываю к себе жалость, невинная овечка. Святой испытуемый страшными телесными и духовными страданиями, рожденный и заброшенный в это пекло. Какое же это пекло? Пасмурный день, дрожание от холода, да осень. Да какая-то стрельба в стороне. Что мне до них. Мои раны гниют, и я должен сдохнуть. Тихо вот так сдохнуть, какое же это, наверное, счастье так тихо и спокойно уйти, размышляя и поднимаясь душой от забытого смрада бытования. Пусть у меня уже… не слушается тело, но это куда лучше, чем-то, что в награду получают остальные. Я счастливчик. В моем положении радуешься каждому ухваченному глотку воздуха. И радуешься, забываешь…
…чудом скрываешься от тлеющего взора. Не находишь успокоения и пытаешься встать, повернуться и задремать, но кроме судорожных движений конечностей ничего не выходить, раскорячившись стараюсь уснуть. Хорошего понемножку. Но и заснуть не выходит, и приходиться говорить с тобою «нечто», а ведь самый приятный нам собеседник – это как раз и есть тот воображаемый объект, которому мы исповедуемся в трудную минуту и открываем в неуверенности. Многие считают «нечто» Идолом, еще кто-то вторым «я», а остальные даже не задумывается о его существовании, общаясь с ним ежедневно. Вот и я такое же дерьмо, то взываю к слуховому аппарату Бога, то вот упоминаю о тебе. Никогда не думал, что еще буду когда-нибудь философствовать в своей жизни хоть... Я – гниющее отродье все же обрел... Я способен донести, когда еле открываю веки, способен отдать и признаться, поведать, но меня не вспомнят и скорее не найдут. Это не моя война…
19.04.2005
|
