Мне плевать. Потому что на многое не способен,
но и больше поскольку того заслужила, ритуальных звонков нет, не будет волхвов и ковен, эта сладкая дрянь истончается в моих жилах. Мессы кончились, угли остыли слов, стихли бури, бураны - барашки сугробов белых, стало агнцом мягким в добре отражённое зло, как в бокале вино: двуединое стало целым. Видишь, в окнах гирлянды, год на год; и всё одно, всё опять, словно калейдоскоп зодиака, только мне, змееносцу, нет места почти давно и совсем так недавно, что не проросло и злака; не поставлено знака на самом конце строфы, как не собрано хлеба муки снежной пыли небесной, вы молчите, как делать умеете вы, с взором блёклым, как будто бы неинтересно. Не принцесса. Но что-то такое есть, то ли эта осанка, а может - большая тайна, только, если известно, у всех современных принцесс, эта тайна случайна, но, впрочем, совсем не печальна.. А вполне анекдот. С вот такой бородой.. до секретов. Не грустите. Не выдам. Все знают, и без меня. И мелькают вокруг стальные автокареты в век бессмысленных тайн, что, однако, вполне хранят. Но не важно. Как пуст в полуночь перрон, так и пусто то место, где было тепло однажды; пересохли колодцы, с пустыней отожествлённ, край небесный безводен, и мне умереть от жажды. Подчеркните: не пуля, не яд, не нож, не болезнь, лихорадящая больного, обезвоживание, когда каждый оазис - ложь, нет воды. И ни слова во тьме живого. Мой этюд - меланхолия в утренней томной мгле, когда ты ещё спишь, ну а я не ложился даже, вот и этой растаявшей за ночь скупой земле не взрастить дивных кущ, даже маленький куст вполсажень. Ровно скоро на пепле уже прорастут цветы, так и вечно на сердце останутся швы и шрамы: заводные часы, разводные на ночь мосты, но сводящие мышцы, клапаны и карманы. Но забудь. Как и в гавани корабли, так и люди на рейде стоят ожидая моря, волны в грудь, ветер в парус, перо любви пишет скучную пьесу о быте, битье и ссоре. Ну а что? - Чёрств поэзии пресный кус, как и души, твоя - идеал сюжета как нельзя, эта глупость мотивов чувств, падкость к постным героям, зацеженному поэту. Так упрямо изогнуты чёрточки этих бровей, так изломана линия носа посередине, если я бы тебя помнил ярче, ещё сильней, я бы точно сошёл, снизошёл до трамвайных линий, ну и дальше - по списку: яд, лезвие, пуля, нож, чтобы жизнь истончалась и дальше в моих жилах. Тихо тает декабрь. И ветер приносит дождь. Мне плевать. Потому что на большее я не в силах. | ||||||||||||||||||||||||||||
КОММЕНТАРИИ
| ||||||||||||||||||||||||||||
Оригинал текста - http://teplovoz.com/creo/19430.html |