2011-10-18 : Маша Порываева : Эссе-сура
| Как-то, несколько лет тому назад, я посещала московскую Публичку, историческую библиотеку в Старосадском переулке.
Моя деятельность сосредоточилась в зале периодики, но любопытствуя, я то и дело заглядывала в другие двери. Почему бы и нет? Мне нравилось копаться в каталогах. Хотелось подержать в руках какие-то книги, которые я никогда не видала. Наслаждаясь библиотечной атмосферой: старинное здание, массивные черные столы с зелеными лампами, красивые, с лепниной, окна, дешевая столовка, симпатичные лица читателей; я чувствовала себя уютно, как дома. И вот, увидев открытую дверь, а за ней комнату со стеллажами старинных книг, я, не долго думая, шагнула внутрь . Из-за стеллажей сразу же возникла древняя женщина и полушепотом спросила чего я ищу. Я честно ответила, что ничего конкретного, просто изучаю библиотеку, мне любопытно. - У вас есть разрешение? Я показала свой читательский абонемент со множеством шифров. Глянув в него, древняя женщина сказала, что, к сожалению, доступ в этот зал мне не разрешен. Я вышла и, закрывая дверь, увидела тусклую табличку с надписью: Страны Востока и Азии. 1 Охотник не всегда изловит дичь: может случиться, что его леопард растерзает.[1] Когда тебе исполняется четырнадцать лет и ты окончательно и бесповоротно превращаешься в девушку. В девушку, желающую предъявить права на весь мир, и уж прожить свою жизнь не абы как, а получить от этого мира всё, всё что только может причитаться четырнадцатилетней девушке. Когда сносит башню не от модного певца, и даже не от папиных молодых приятелей. Башню сносит от огромности мира, от бесчисленного количества людей его населяющих, и конечно же от, вдруг странно взглянувшего на тебя, знакомого с детства, невзрачного и неприметного парнишки. Который еще на полголовы ниже тебя. А ты сдуру-то выпросила у мамы первые туфли на высоком каблуке. Гараж; тиски; зажатые в тисках туфли, и мы, по очереди отдирающие пассатижами каблук. Когда становлюсь я на путь искания возлюбленной, То это искание есть путь благочестия. [2] Весна. Я заканчивала 8-й класс, мой друг – 10-й. Его мама пребывала в ужасе, моя – в шоке. А мы, как дураки, просидели весь апрель на бревнышке в лесу. Сначала пялились на тающий снег, потом на зацветающую медуницу, потом на внезапно появляющихся из-под земли кротов. Когда земля окончательно высохла мы стали кататься на спортивном велосипеде, для удобства поворачивали руль кверху, и я сидела на раме, как в карете. А он крутил педали, шумно дыша мне в ухо, когда поднимались в горку. Нас разлучили на майские праздники. Это было жестоко. Его просто посадили в машину и увезли к какой-то тетке. Он оставил мне вместо себя конверт. Самодельный конверт с согнутой пополам школьной тетрадкой. Рукопись. Как может он показать чем-либо любовь свою, Если проявление ее не заключается во внешнем признаке? [3] Мой мальчик хотел учиться в морской школе, хотел прыгать с парашютом, хотел стать художником, читал Фауста и Гельдерода, рисовал экспрессивные картинки. В рукописи - полное безумие. Всё вперемешку: море, ветер, небо, ночь, звезды, падение, шторм и ураган. Я даже не могу передать словами что там было, в этой рукописи. Но я могу сказать чего там не было. Не было слова любовь. Не было слова люблю. Не было даже моего имени. Не было ничего, хоть косвенно подтверждающего, что рукопись предназначалась мне. Более того, на конверте стояла надпись - Не вам. За любовь твою заплатил я душой своей, - Не продавай же ее дешевою ценой! [4] Я ему ответила. Майскими ночами мы писали друг другу безумные письма. Утром, встречаясь перед школой, обменивались тетрадками. Одну начал он – продолжила я. Вторую начала я – продолжил он. И никогда. Никогда не говорили вслух о том что в них написано. Шепотом тоже не говорили. Мы и передавали-то их друг другу не глядя. Обменивались на ходу. Как шпионы. В июне к тетке услали меня. Увиделись мы в конце августа. Он завалил экзамены в институт и был сильно протромбован своей мамой. Так сильно! так сильно, что я поняла это лишь много лет спустя. Не хочу я становиться на путь бредней; Мне надобно вино, а жилищем мне будет кабачок. Ничего не нужно мне кроме вина, кабачка и чаши: Нет в том беды, нет вреда! Пока буду пребывать в пьянстве и игре, Буду покой обретать в душевной восторженности. [5] Но тогда, в сентябре моего девятого класса, я ничего не понимала. Я ходила по городу, разбивала носком ботинка тоненькие утренние льдинки и думала об Орфее и Эвридике. Я все пыталась понять что же это такое – не оглядывайся. И никак, никак не могла этого сделать. 2 И вот одним тягучим дождливым вечером мой папа сказал: - Детка, тебе уже пятнадцать лет. Ты достаточно взрослая, чтобы держать язык за зубами. Пора задуматься над запретными темами. И положил на мой письменный стол несколько книг, завернутых в пожелтевшую газету. Мне вот интересно как бы сложилась моя история – дай он мне что-нибудь другое. Какую-нибудь «Историю О», например, или Лолиту Набокова. Как бы вообще сложилась моя жизнь, если бы меня не воспитывали девочкой строгих правил? Строгих правил в сексуальном смысле. Да, я не знала, где в нашем доме сушится нижнее белье. Когда я поменяла детские трусы на девичьи, то стирала их сама и сушила в своей комнате на батарейке. Я долго не хотела признавать, что мои родители "ебались". И только лет в двеннадцать наконец поняла, что они "спали" вместе. И от этого у них родились дети. Поняла, что и в жизни бывает чувственное наслаждение, а не только в книгах. Строгих правил в идейных позициях и социальных взглядах. Вступив в пионерский возраст, я стала хранителем страшной семейной тайны. Оказывается мои предки были революционерами. Но какими-то неправильными, не великооктябрьскими. К тому же еще и фашистами. Папа правда говорил, что немцами, но разве это не одно и тоже. А моя бабушка, моя любимая бабушка, которая умерла, и я долго, очень долго не могла смириться с этим. Мне почему-то казалось, что ее закопали в землю в том уголке сада, где цветут незабудки. И я поначалу просила папу выкопать ее, чтобы я смогла посмотреть ей в глаза. Потому что, сказал папа, у мертвых глаза остаются открытыми. Бабушка тоже была неправильная. Ей нельзя было работать. Из-за каких-то анкет. Да, я была девочкой строгих правил. И готовили меня явно не к замужеству и не к плотским наслаждениям. Потому что папа положил на мой письменный стол «Один день Ивана Денисовича» и «Три мешка сорной пшеницы» - два журнала хрущевской эпохи, изъятые из библиотек. Еще он положил достаточно объемный сверток, напоминающий своим размером золотой том Пушкина. Помните, коричневый такой, по нему еще гадали на Новый год. Книга в свёртке оказалась Библией 1901 года издания. Папа сказал, что эта книга служила моей бабушке источником астрономической и космологической информации. Некоторое время, под конец жизни, бабушка увлеклась астрономией и поглядывала ночами в самодельный телескоп. Открыла комету. Опоздала правда с регистрацией, но это не так важно. Какая разница кто первый открыл комету? Дело-то ведь в самом открытии. Да, мой папа кроме физики и математики, преподавал мне еще и уроки истории. Таким вот нестандартным методом. Неожиданно свалившаяся на меня информация не погасила любви в моем сердце. Она просто заняла мои мысли. Так я впервые близко познакомилась с чем-то запретным; с подачи родителей, между прочим, а не из-за влияния улицы, как некоторые. Выяснилось, что в нашем доме много подобных книг. Не то чтобы запрещенных, но скрываемых, не выставляемых напоказ. Книги дореволюционного издания, многие из них пережили эвакуацию. Если вы не совсем понимаете о чем я говорю – представьте себе женщину с двумя детьми, уезжающую из дома непонятно куда. И самое главное – непонятно насколько. А брать с собой можно – 25кг на человека. Я почитывала и эти, вошедшие в 25 кг, книги. На мой взгляд в них не было ничего запрещенного. Многие из них переиздавались и в советский период, как например А.К. Толстой или Н.В.Гоголь, но купить в магазине их было сложно, потому что они все равно считались крамольными. Когда мне попался маленький томик Бальмонта 1913г издания, я узнала, что может быть запрещен человек, хотя само творчество его совершенно безобидно. Да и сам он, в сущности, совершенно безобиден. Увы! Врач говорит: терпение, а этому жадному вожделению нужен – сахар! [6] 3 Если можете, не будьте влюбленными, Чтобы не переживать печалей любви. Любовь – не приходится по вкусу. Я знаю, что и вам хорошо это станет известно [со временем]. Никогда не принимайте звания влюбленных, Чтобы не пришлось вам прочесть [всю скорбную] летопись любви. Не смейтесь над слезами любящих, Чтобы не пришлось вам лить их самим. Возлюбленная никому не исполняет своих обещаний, Сколько бы кровавых слез вы не источали. Мечты ее в том, чтобы ни один из вас не остался на земле. Таковы слова мои! Если не по вкусу они, не читайте! Много творите вы зла, Исполните же [хоть раз] мое желание Совет Сенаи таков: Если можете, не будьте влюбленными! [7] далее моё повествование разветвляется: раз Мой мальчик был маленького роста. Смуглый, чернявенький, с короткими кривыми ногами. Я, смеясь, называла его татарчонком. Он наверное обижался, говорил, что отродясь татар в их семье не бывало. До сих пор он сохранил неизбывно-грустное выражение угольно черных глаз. До сих пор блестящих. Иногда, крайне редко, он заходит ко мне, потому что стал жить по соседству. Иногда что-то говорит. Но чаще всего - просто молча смотрит, стараясь прямо сидеть на стуле и не промахиваться мимо пепельницы. Визиты его как правило коротки. Приходит его женщина и садится рядом. Им скучно со мной. Я не разделяю их трапезы. И их веселья. два Прошло много лет, я живу в квартире, напоминающей архив. И работаю тоже в архивах. Может быть, кто-то и скажет, что жизнь моя остановилась, но на самом деле это не так. В жизни вообще мало что меняется. На моих глазах растет племянница, смешливая и неглупая тринадцатилетняя девочка. Она участвует во всяких школьных конкурсах и олимпиадах, много читает, путешествует с родителями по разным городам и странам. В ее библиотеке красиво иллюстрированные энциклопедии, дающие ответы на все вопросы, подаренная друзьями серия «Любимые книги девочек» и постоянно обновляющаяся стопка разноцветных журналов. Но все чаще она стала приходить ко мне и рыться в запыленных книжных полках. Она что-то ищет, сама не зная что. Когда-нибудь она обязательно докопается до книжки столетней давности – Диван. Которую написал влюбленный поэт Сенаи, живший давным-давно, в совершенно другие времена, когда все было по-другому. Так утверждают историки. три Я выросла и стала писательницей. Однажды мне захотелось рассказать про свою первую любовь, рассказать очень красиво, чтобы все замирали в немом восхищении. Тогда я взяла в одну руку Саади, а в другую - Сенаи, и пошла с ними в свою юность. И у меня получилась замечательная эссе-сура. И даже мысль скользнула, прикольно было бы дать ему прочесть. Потом, для печати, мне пришлось немного подправить, и я решила вычеркнуть михино пьянство и заменить его позитивным кивком в сторону подрастающей молодёжи. Моя эссе-сура превратилась в Диван для девочек, прекрасно свёрстанный и упакованный в мартовски-женский номер солидного мужского глянца. Я подумала, что так оно даже лучше будет. И немного помечтала, воображая как я дам ему этот журнал и как он потом на меня посмотрит. Но ничего у меня не вышло. Мишка так и не узнал что я прославила наше с ним первое чувство на всю губернию, потому что умер в реанимации первой градской не приходя в сознание. Его организм не смог выдержать такого количества душевной восторженности, и сломался между двух разгуляев, 23 февраля и 8 марта. Я долго удивлялась и долго не могла поверить. _______________________________ Мы сказали советы там, где следовало, и на это мы употребили несколько годов своей жизни. Но если они никем не будут приняты, то на это мы скажем, что обязанность посланного доставить весть – и только! [8] 1, 6, 8 – Саади. Гюлистан. Гл. О Любви и Молодости. Перевод с персидского К.Ламберса, издание Одесса 1862г. 2, 3, 4, 5, 7 – Сенаи. Диван. перевод с персидского Мирза-Джафар-хан.Издание Москва, 1914г. | ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
КОММЕНТАРИИ
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Оригинал текста - http://teplovoz.com/creo/19272.html | ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||