ПЕШЕХОДНЫЕ МОСТЫ
Ты сказала мне, что не хочешь больше жить, не хочешь, не хочешь, не хочешь, хочешь умереть, разбить моё свинное рыло гаечным ключом, броситься в Днепр с пешеходного моста, а жить больше у тебя нет сил, нет сил, нет...
я едва всё это слышу ибо глух и проваливаюсь в сон и не понимаю что же могу поделать в этой непростой суицидальной ситуации ведь это обычные глупости да и что мне за дело до всего этого когда крики чаек над морским берегом увлекают меня куда-то на северо-северо-юг затем на юг и дальше на восток в конфуциеву варежку.
Ну зачем ты такая смешная, тёплая и ядовитая, с опухшими от глупых слёз веками? Помнишь, мы танцевали в одном пабе так, что на дубовых столах тут же прорастали ветки с зелёными листьями, а бармен наливал нам "гиннесс" за полцены, за просто так, за... Просто тебе нужен другой мужчина, который услышит твои слова и станет твоим бодхисаттвой, и станет твоим парапланом, и станет твоим Дон Кихотом, и станет твоим палачом.
В голове моей живёт жук-скарабей. Да, это так. Ещё в ней свободно разгуливают сурки, дикобраз, фламинго, ежи и кроты, медведь и медведь. Всем этим скотам нужно где-то жить. Все они хотят жить. Если просверлить в моей черепной коробке небольшое отверстие и сквозь него внимательно посмотреть внутрь, можно увидеть, как чётко вырисовывается расположение загонов. Они отравляют тебе жизнь, а мне - смерть.
А пока ты всё ещё спишь рядом и во сне едва заметно шевелишь губами, что пропитаны горечью, усталостью и сладострастием, всё такая же прекрасная и желанная; и вдруг вскидываешь руки, извиваешься точно кошка, не открывая глаз, прерывисто дышишь, и белоснежные бёдра, и рыжие волосы, и безупречная линия шеи, и... я смотрю в твои уже распахнутые глаза и вижу в них тебя, лежащую под пешеходным мостом, там где камни в холодной воде.
ОСОБЕННЫЙ СПОСОБ
В детстве я придумал особенный способ бега. Может быть, его придумал уже какой-нибудь другой мальчишка ещё задолго до меня, но у нас на улице я уж точно был первооткрывателем. Научиться этому очень просто. Нужно бежать, совсем не сгибая коленей. Вроде бы как летишь, едва касаясь ногами земли. Все дети как дети, а этот носится, что бешеный сайгак, говорила толстая тётя Анжела. Я знать не знал, кто такой этот "сайгак" и почему у него такое дурацкое прозвище, но мне было плевать.
Однажды я бежал своим особым методом к оврагу, зацепился за огромный булыжник и здорово ушиб колено. Оно, конечно, ничего, но жгло так сильно, что пришлось зажмурить глаза и вспомнить о Чингачгуке с Гарри Непоседой, чтобы хоть как-то отвлечься. Когда я открыл глаза и перевёл сбившееся дыхание, возле меня стояла девочка Катя. Она жила неподалёку, в соседнем переулке, ведущему к оврагу. Катя сказала, что она военная медсестра и обработала мою рану воображаемым йодом. Мы стали дружить.
Потом мы ночевали в Евпатории на деревянных скамейках возле ж/д вокзала. Пэпээсники сказали нам, что здесь так нельзя и нужно идти спать на пляж, и ни один из них не знал даже приблизительного лексического значения слова "трансцендентальный", за что я получил прямой в нос, и Катя лечила меня реальным подорожником. Когда кровь уже почти остановилась, я пробежался своим особенным способом в гастроном за коньяком. Местные пальмы и можжевеловые кустарники валяли со мной дурака. Катя расчехлила гитару и спела "Пригородный блюз". И был планктон, и ночная небесная бижутерия, и я уснул на её необыкновенно красивых коленях. |
