Я вцепился в тебя, будто рыба в клочок земли:
Не имея когтей, плавниками впивался в глину,
Не умея дышать, неумело же задыхался.
Как асфальт об асфальт или даже серпом о серп,
Мы сходились на встречной, на взлетной, на полосе,
Где горчайшие чаши проносятся мимо кассы.
Полевые мосты расцветали у нас в горшках.
Ты любила смотреть, как постель заползает в шкаф,
Начинается день или что там могло начаться?
Продолжались погоды, на пагодах тлел гашиш,
На какой-то вершине шептали, что, мол, «свершилось»,
Приходили соседи, но, правда, совсем не часто.
Впрочем, рыба, ничем перечисленным не дорожа,
Продолжает держаться за землю, как продолжают
Неусыпные дети кричать в подступивший сумрак.
Ничего не боюсь, ни о чем не могу простить.
Ты являешься мне в бессонницах, и курсив
Обжигает бумагу. Последние трое суток
Я физически чувствую белый холодный дым,
Заполняющий легкие. Где, из какой среды
Почерпнуть испасения? Чем и кого спасти?
Но сдыхая, немотствуя, чувствуя, что пропал,
Ощущая ненаводнение как напалм,
Я тебя не оставлю и вряд ли сменю пластинку. |
