| Он всё ходил и прятался. Так и был весь в себя спрятанный. И догадаться о том, что он это он. Наверное только он один и мог. Да и то не всегда. А в случаях, когда смеялся и общался с окружающими. А те смотрели на него и говорили. Прячешься значит, суть свою скрываешь, сильно умный стал. Никто ведь так не прячется, а ты вон прям из кожи лезешь. Так и сплетничали. А он плюнул на них и совсем скрылся. Даже в зеркало перестал смотреть. Там не он. Там гадость какая-то потусторонняя. Не хочет он с ней иметь ничего общего. По этому иногда звонил товарищам и просил на него посмотреть. Мол не изменился ли сильно. А те вроде нет, да и отстань вообще. Дела знаете ли, у нас. Один вон вообще женился. И зажил как полагается. Даже выпивать перестал. Да и он перестал. Вернее пил иногда. Только очень тихо. Так что бы, никто не видел и не знал. По утрам выходил. Смотрел на спящие окна. Сметал снег, упавший за ночь, с лавочки. Садился на холодную поверхность и выпивал немного. Даже птицы и кошки его не боялись. Как само собой разумеющаяся принимали. Видать привыкли. Да он ведь безобидный был. Сам иногда думал обидно то как, таким безобидным быть. Пойти что ли обидеть кого-то. Да так сильно. Что бы обиженный долго обиду носил в себе. Мстить пытался. Но сил не хватало и воображения. Может думал убить кого то. Или и себе жениться. Сидел в пустой комнате. Искал невесту. Составил критерии. Так и не выбрал никого. К эротическим отношениям тяги и не было давно. Противно всё было. Потное, кричащее барахтается, что то под, или возле, а смысла никакого. Так его испачкаешь, отвернешься и к любимому. Прятаться. А оно жмётся, словно удушить пытается. Не пойдёт. Так ведь действительно может и удушить насмерть. Потом в белое платье и за уши. Женщин любил конечно. Не без этого. Никаких наклонностей. Не подумайте чего. Да не тех, которых по телевизору показывают и тех, что по улицам ходят. Да так при чём так ходить стараются, что бы только на них одних и смотрели. Нет не таких. Тех, что сам себе придумывал. Тихих таких и скромных, но с огромной внутренней загадкой. Мол, смотришь на неё ничего и особенного. А она тем не меняя вся прекрасная в своих странностях. И мира не видит. Грустит только часто. А он вот не грустил. Старался. Всё что грустью казалось, за другое принимал. Так и отучился. Говорил себе, мол дела нет до всего. А оно было. Ещё и как. Просто жило по соседству, особо не беспокоя и не двигаясь слишком уж часто. А раз пропал совсем. Коты бродячие неладное почувствовали. Продавщица в утреннем магазине. Может и ещё кто-то. В комнате все как и было так и осталось. А его нет. Позвонили в органы. Пропал такой то. Органы подумали и не стали искать. И только он сам знал куда делся. Правда никому об этом не сказал. |
