ПОЛНОЛУНИЕ
Потянулись дни серого, мрачного, самого страшного в мире ожидания – ожидания всего самого худшего. Новые и новые следы Клова обнаруживали мы. Всё ближе и ближе к нашему дому подходили они.
Цайаз конечно же плакал. Сначала он хотя бы со мною решался выходить наружу и потоптать лапами снег у дома. Но, обнаружив остро пахнущие следы прямо на пороге однажды поутру, уже наотрез отказался покидать местечко у костра. Более того: он требовал, чтобы всё своё время я проводила с ним.
- Маленький мой, славный мой, не бойся. – уговаривала я его каждый раз, когда мне предстояло выйти наружу. – Я скоро вернусь. Не бойся. Огонь горит ярко. С тобою дома и Шим, и Авос.
- Авос? Это она… привела Клова. Я знаю. Я догадался, - шептал мне плачущий Цайаз, и добавлял почти не шевеля губами. – Не оставляй меня. Мне без тебя… не жить.
Мне было жаль его, и может, в силу своей глупости, я и впрямь не оставляла его, не отходила ни на шаг. По крайней мере, пока он бодрствовал. А спал у меня в ногах бедный напуганный Цайаз всё реже и реже, всё меньше и меньше, всё беспокойнее и беспокойнее. Пока в доме оставался запас дров – это всё было ещё ничего. Я могла быть рядом с ним почти всё время. Но наступил день, точнее ночь, когда в огонь брошены были последние веточки. Последние.
Тихонько освободившись от лап Цайаза, я поднялась и пошла к выходу. Все спали. Огонь тихонько лизал ветки, дышал тёплым дымком и уютом. «Клов не пойдет туда, где есть огонь», - вспомнились мне слова Авос. Пока горит огонь - пока и мы все в безопасности.
Мне сразу подумалось: я успею собрать сколько-нибудь веток в лесу у самого дома, подбросить в костер, и, пока огонь будет медленно есть тяжелые толстые сырые дрова, натаскать их ещё побольше и сложить у входа.
Главное, действовать тихо и быстро, чтобы не потревожить никого, не разбудить. А я … я все успею, потому что я отдохнула и полна сил. А вот вьюга наоборот - устала, пошла на гору за лесом, свернулась калачиком на её вершине, как огромная пушистая шапка, затихла и стала спать. Пускай она спит, пускай спят все, пока я тружусь для нашего дома и всех нас.
Хрупая и проваливаясь в глубоком снегу, я трудно вышла за ограду и замерла. Ах как тихо, как хорошо! Светила луна, сеяла яркие искры на заснеженные сосны, что качали добрыми широкими лапами от еле уловимого, вовсе не зимнего, ветерка. Из-под этих лап, когда разошлись остатки высоких облаков, лунные блики, как маленькие озорные зверьки, так и побежали впереди меня. Они, словно указывая мне дорогу, натыкались тут и там на торчащие из снега ветки и сучья. «Спасибо, лапушки», - подбирала я находки моих неуловимых новых приятелей.
Так, разговаривая с ними, улыбаясь, собрала я в охапку дрова, отнесла домой, подбросила осторожно в костер и снова, по протоптанной уже дорожке, вернулась в лес. Так хорошо, так спокойно, так славно было вокруг и на душе!.. Я и думать забыла уже о том, что где-то в лесу бродит никогда не виданный мною Клов. А он, как оказалось, всё время был рядом…
|
