Мы со штейн ехали на велосипедах и приехали на войну. Такое со мной часто случается. А всё потому, что я глубоко несчастный куртуазный дурак. Так говорила моя бабушка. Дуракам всегда везёт. Хотя в детстве я очень много читал, вследствие чего даже начал заикаться.
Мама мне всегда говорила, что начать заикаться человек может от испуга. Перестать – тоже. Мы проехали через минное поле и ни разу не взорвались. Нас встретил командир и похвалил мою хорошую дикцию. Потом он поздоровался с чинакой и позвал нас обедать. Мы ели перловку. Чинака потом сказал, что это «шрапнель дробь шестнадцать». Война была совсем не страшная.
На войне в нас стреляли из автоматов и артиллерийских орудий. Мы умирали, но продолжали свой путь, а в нас стреляли опять. Ближе к марту в канун своего дня рождения я подорвался на противотанковой мине. Теперь ты больше никогда не сможешь играть в футбол, сказала штейн, и в глазах её сверкали слёзы.
Однажды не было боевых действий, и чинака решил еще раз прокатиться по минному полю на велосипеде. Снег таял, светило солнце, я сидела в канаве за колючей проволокой и плела венок из прошлогодних травинок. Когда мина взорвалась, в февральское небо взметнулись красивые блестящие обломки велосипеда. Я помогла чинаке дойти до лагеря. Там нас накормили печеной картошкой. Мы перебрасывались горячими клубнями. Это был баскетбол. Или настольный теннис.
Когда мы попали в плен к партизанам, я уже был контужен. Мне очень понравилось пускать под откос вражеские поезда. Скрежет металла, взрывы и вопли обгоревших людей завораживали меня. Штейн же была креативной радисткой. Её шифрограммы не могли прочитать даже бывалые шифровальщики из Центра. Боевой командир высоко ценил меня и выдавал ежесуточно банку консервированной ботвы. Штейн доставались 250 грамм технического спирта.
Я писала шифрограммы о прекрасных синих глазах нашего командира и о покрытой ландышами поляне в сосновом лесу. По вечерам в землянке читала их чинаке, прикладывая подорожник к ссадинам на его руках и лице. Чинака ставил на стол банку ботвы и смотрел на меня усталым взглядом. Я забирала банку и отдавала ему флягу. Мы ужинали и тихо пели военные песни.
Умерли мы в один день, когда бомбили жмеринку. Истекая кровью, держались за руки и смотрели в небо. Шёл мелкий дождь. На штейн была жёлтая вязаная крючком кофточка и тёмные чулки. Мы так любили друг друга.
|
