Эх ты, чертова славянская пиздострадальческая душа! Всегда, в любое время ты находишь повод для мучений. Ибо смех без причины – признак дурачины. И, сколько раз не говорил бы ты себе, что лучше быть веселым Арлекином, чем грустным Пьеро, - никогда еще доводы рассудка не помогли тебе придерживаться выбранной линии настроений. Ведь все равно жизнь – говно, как ни крути, и оба они – и веселый клоун, и печальный клоун, - лягут в одной коробочке после последнего спектакля, и какой тогда смысл насильственно веселить угрюмую свою душеньку?
Есть масса поводов для печали.
Любимый не любит, - печаль любовная. Этот – не любит. Но любит другой. Но разве можно удовлетвориться тем, что хоть кто-то в этой жизни тебя не любит? О, ужас, ужас… Зациклись, душа, на героическом идиоте, что не любит тебя, и развесь свои внутренности на воротах твоего двора! Пусть каждый видит, что не любит тебя какая-то сука, и плюнет пусть в твои кишки! И тогда ты с полным правом, с полным удовлетворением скажешь себе, – не любят меня, и я – страдалец! Печать на мне, страдальческая. Тоска замогильная. И разольется море горькое в тщедушной грудной полости. Прияяяяятно, черт возьми. Ибо мучаюсь.
Грызлое одиночество – одинокая тоска, кручина забвения. Нахуй всех, кто стучит в твою дверь с бутылкою слабоградусной! Нет! Пусть стоят там, недостойные. Ибо время мне тосковать да мучиться! Страдалец ибо я. Натянешь подушечку на голову, да поплотнее, чтоб не слышать ни стук, ни призывы зазывные к веселью, вид сделаешь, что не существует их, и никто к тебе пусть не приходит. Мешает только мучиться. От одиночества. А роль сегодня именно такая, - одинок ты, и должен испить сию чашу до донышка.
Безденежье – страх голодной смерти. И ты вспоминаешь, что в холодильнике есть еще яйца. Подходишь к нему – и пересчитываешь их. Дней на пять еще хватит. А потом от тоски разбиваешь половину на сковородку и давишься яичницей, скукоживаясь внутренне от страха, что сам себе вот только что укоротил вдвое обеспеченный продовольствием период.
Болезни – ужас безумного ипохондрика… Ничего, что не болит сегодня ни голова, ни горло. И прыщ даже, гадина, не выскочил ни на лбу, ни на причинном месте! Выскочит. Ой, ей-ей, выскочит. И тогда… Горе гореванное, море разливанное боли и болезней, адовых мук… Корчишься. Ничего!.. Впереди еще все. И СПИД с саркомою кости, и сифилис четвертичный, и лимфомы всякие, жуткие, тоже не за горами. Все будет еще, все будет. Не забудь, душа, - ведь не спрячешься!
Погода льет на голову холодную воду и замораживает ледяным ветром, - бесконечная грусть запертой в клетке унылой крысы, той, что спит и видит теплые края. С пальмами и парусниками. А ведь она свалится, бедная, с парусной доски и утонет. Ибо не место крысе в океане. Так и запишем.
А успех и хорошее самочувствие – не более, чем новый повод для печали, - ведь когда-то и они закончатся.
Маленькая зубная щетка во рту, та, что разговаривала со старшей сестричкой в рекламном ролике, пищит и захлебывается зубной пастой. Плюется и закрывает глазки, когда я насильно тру ее о зубы. Бабочка, что живет у меня в ухе, шуршит и скребет распахнутыми крыльями по стенкам барабанной полости, вызывая зуд и дикую боль. Люди, что когда-то тебя бросили. И те, что когда-то еще бросят. И те, что клянутся в вечной любви. Временщики. Подонки!
Что делать, что делать бедному Пьеро в эпоху безвременья-безнастроенья? Ой, что делать….
Мучиться! Мучься, нищий, больной, одинокий, голодный клоун. Так тебе на роду написано.
Точно так же, между прочим, как написано Арлекину веселиться.
Ну, это уже как бог дал. Кому что досталось. |
