Однажды Питухов нашел на помойке змею.
Змея была худая и оборванная, и поэтому Питухов пожалел ее. «Эй, змейка, пойдем ко мне жить.» - сказал Питухов. Змея не отвечала, что, возможно, означало согласие.
И стали они жить - поживать, добро наживать. Питухов назвал змею Клавдией, по имени усопшей жены. Клавдия ела сухое молоко, а ночью забиралась к Питухову в пижаму - погреться. Все было хорошо, пока как-то утром радио голосом Левитана не объявило, что надвигается Великий Змеелов.
Услышав обьявление, Клавдия вся затрепетала и схоронилась в будильник. А Питухов подошел к будильнику, и закричал прямо в щелку - "Не пугайся, Змейка! У этого Змеелова нет никакого права тебя хватать. У меня есть друг - адвокат Миенлихер, он тебя защитит в суде!"
Пока он это говорил, Змеелов подошел к самой двери и затопал своими резиновыми сапогами. Клавдия в будильнике упала в обморок, и ее сразу же помяло насмерть безжалостным часовым механизмом. Питухов, не видя происшедшего, бросился к телефонному аппарату, но от ужаса забыл номер адвоката Миенлихера, и позвонил куда-то, где ему громко нагрубили властным мужским голосом. Тогда, стараясь не шуметь, он сел на табурет, и зажал рот ладонью. Часы тикнули в последний раз и остановились, навсегда поврежденные телом Клавдии. «Ох бедные мы бедные,» – подумал Питухов, – «теперь даже не узнаешь который час?» Подумав это, он на цыпочках подошел к окну, что бы сориентироваться по солнцу, как учили в пионерлагере. Но солнца не небе не оказалось, а только летела крупная одноглазая ворона. «Не скажите, который час?» - вежливо спросил Питухов в форточку. «Сама хотела спросить.» – хамовато ответила ворона, блеснув своим единственным глазом – «А ты не знаешь, куда подевалось солнце?». «Не «тыкайте» мне, я вас старше!» - возмутился Питухов. «Не сердись, лучше полетели со мной солнышко искать. Меня зовут Миша, а вас?» - дружелюбно прокаркала ворона, и схватив Питухова за ремешок, подняла на воздух, и они быстро скрылись в низко проплывающем лиловом облаке.
Тем временем Змеелов, еще не зная, что ловить ему в этой квартире больше некого, вынул из холщевого мешка какие-то страшные блестящие инструменты, и стал разминаться, особым манером вращая в воздухе руками. Поразмявшись достаточно, он всем телом ударился о дверь, от чего та тяжко застонала своими натруженными петлями.
|
