самое прекрасное в мире –
это хрупкая балеринка, из чудесной и сказочной страны нашего детства. она восхитительно кружится даря миру тепло и радость, стоит только повернуть ключик и зажмуря глаза загадать все свои желания... Земля стала белой. И снежинки на твоих ресницах нежно вздрагивают и колышутся. Иду по дороге. Она хрустит и звонко пружинит, на горизонте разливаясь белым молоком. В такие минуты не хочется думать вообще. В такие минуты мыслей нет. В голове пелена вперемешку с тяжелой ватой. А снежинки на твоих ресницах все так же нежно вздрагивают и колышутся. Мир стал белым. Вдалеке поет Башлачев. Киселем тянется время. На погосте наверняка будет все намного быстрей. В этом я почти уверен. Подымаюсь выше. Где выше, белое, кажется, еще белей. На ощупь чувствую присутствие слишком тонкой материи. Она не пугает, не кусает и не лает. Дышу. Вдох, выдох, вдох, выдох. Дышу. С тревогой начинаю понимать: если еще выше - может не хватить самого нужного вдоха. А вдогонку вопрос. Без вдоха может ли быть выдох? Не ответил я. Не смог. А вдалеке поет Башлачев. И снежинки на твоих ресницах нежно вздрагивают и колышутся. Если смотреть сверху вниз, то все мы копошимся муравьями. Муравьи бывают двух видов: серые и рыжие. Кто из нас человеков серый, а кто рыжий решать не мне. Это если смотреть сверху вниз. А посмотришь наоборот, снизу вверх, все вмиг по-другому. Нет тех муравьев, что бывают двух видов. Поднимаешь голову, и легкий шелест крыльев вспарывает квадраты и круги синего неба. Это ангелы! И они вида исключительно одного, вида доброго и белого. Как снежинки, которые на ресницах твоих. Они нежно вздрагивают и колышутся. Есть и другой вариант. Это когда не смотреть вовсе. Это когда нательный крестик есть решительно последним, что связывает твой вдох с твоим же выдохом. Его подарила Мама. Если не смотреть вовсе возможно и другое. Другими становятся города, другой снег и другой мир в другой войне. О ней. О войне. Где стреляют, и поют песни, чтобы на краю, где шагают осторожно, было не только в бровь. Так вот, о войне. Зимой там тоже ставят новогодние елки, а румяная детвора вокруг них водит хороводы, змейкой туда - сюда серые пальтишки и вязаные шапочки. Из мешка достают подарки, цокают языком и зажигают радостные огоньки в уголках своих глаз. Зимы там тоже студеные, порой чересчур злые. Они валят на снег, точат коренные клыки и пожирают… И только снежинки на твоих ресницах нежно вздрагивают и колышутся. Тепло только у печки. Возле костра далеко не то. Возле печки, в самый раз. От жара румянятся лица и потеют ладони рук. Окна покрываются белой поземкой, на которой обычно пальцами рисуют черточки, палочки, карлючки, пишут имена дорогих людей, любимых женщин и просто, свои имена. Потянуло на зевоту. В такой момент необходим чай. Душистый чай. С ромашкой. Или с мятой. Можно и с другими травами. А можно и вприкуску с сахаром. Несколько глоточков и тепло теперь разливается внутри той оболочки меня, к которой пришиты мои руки, ноги и прочие необходимые части. Части, чтобы бежать, стрелять, любить, умирать и прощать. Закрываю глаза и погружаюсь в сон. Спать, спать, спать… Кусочек сонного торта. Сон, в котором Янка гуляет по рельсам, а плюшевый мишутка в Берлине кушает мед… И только снежинки на твоих ресницах нежно вздрагивают и колышутся. Точка. Знак препинания. Но далеко не всегда это так. Точку можно поставить, а можно ею остаться, и маячить долго-долго, изредка напоминая о себе теплым ветерком и в темноте шмыгая носом. Точкой можно долго-долго пролежать, не выказывая никаких пожеланий, не требуя и не скорбя. А потом, когда время привыкнет к тишине, встать и ебануть весь этот мир из тяжелого и холодного Вальтера.…Бах!...Убили Время…Бах! И только снежинки на твоих ресницах будут нежно вздрагивать и трепетать. Только снежинки. И только на твоих ресницах. Нежных. Нежно. Занавес. |
Оригинал текста - http://teplovoz.com/creo/8455.html |