2017-11-08 : михайлевич : Лица мертвых молодых
[Имя автора было скрыто первые сутки]

Мы перешли реку вброд и двинулись дальше. Над нами висел целый месяц и подобно ночному светилу высвечивал все борозды земли. Я немного промерз, и мне показалось, что от избыточной росы на листьях травы у меня начали промокать ноги. Откровенно говоря, я меньше всего хотел себе мокрых ног. Уж больно нелицеприятная перспектива рисовалась мне в случае, если мои ноги промокнут. Полная луна высвечивала ярким диодным пламенем каждую излучину, каждый овраг. Мы шли скорее по наитию, по интуитивному чувству. Тогда мы не особо понимали куда идем, но точно знали, куда должны мы выйти. Неровное, с выбоинами и холмистыми деформациями поле простиралось на далекие километры вокруг. Где-то вдали виднелась кромка дикого, уж больно предельно дикого леса. Также мы видели вдали брошенную линию электропередач. Это были голые бетонные столбы, возвышающиеся над полем подобно выветренным скелетам давно умерших тварей. В дальнем лесу прохрипела тварь на неизвестном мне наречии. – Лось, – прокомментировал Олег. Он шел впереди нас, – Сейчас у них период гона. Гон. Период спаривания. Агрессивные самцы. Живая, по-настоящему дикая природа. После холодной вяло текущей, но предельно широкой реки, я все никак не мог прийти в себя. Все случилось слишком быстро. Еще по светлому дню мы сидели в теплой машине и ехали на встречу с неизвестным. Еще совсем недавно мы проходили возле глиняной хаты, в окне которой горел слабый огонек. А теперь шагаем широкой поступью туда, где нет электричества, где асфальт порос мхом и старые полесские дома догнивают свой век. И ни души. Ни одного живущего. Человека. Чистое, без единого облачка небо, и горящая луна над нами. Олег продолжал идти первым. Он постоянно вырывался вперед, и нам приходилось его окликать. Как покойника. – Как ты думаешь, – спросил я у него, когда мы остановились на непродолжительный привал. – Где мы сейчас? – Надеюсь, что возле моста. Но я не знаю. Я промолчал. В ситуациях, в которых я несведущ, предпочитаю молчать. Так надежней. – У меня промокли ноги, – тихо прошептала Алена. Холодно, без выражения, как будто-то бы зачитала рекламное оглашение. – И у меня, – сказал я. – А мои уже давно насквозь, – закуривая сигарету, промолвил Олег. Вдруг жуткий рев пронесся над нами. Я испуганно задержал дыхание. – Лось, – выдыхая дым, сказал Олег. Откуда он знает, что это лось. Откуда ему это ведомо. Он ведь не охотник. – С чего ты взял, что это лось? – спросил я у него. – Я так думаю. Как по мне, вполне лось. С этим не поспоришь. Олег докурил сигарету и мы пошли дальше. Двигались шеренгой, молча. Каждый из нас пытался первым увидеть желанный, такой долгожданный мост. Олег шел первым, Алена посередине, а я замыкал шеренгу. – Бинго! – выкрикнул Олег и ускорил свой шаг. Я облегченно вздохнул. – Мост! – радостно закричала Алена и побежала вслед за Олегом. То, что они назвали мостом, оказалось парой бетонных плит, лежащих над каналом. Мы забрались на верх и скинув рюкзаки, осмотрелись вокруг. Холодная, осенняя пустошь. Ни огонька, ни дымка, ни лая домашней собаки. Ничего. Только вдалеке стоящий лес, луна, безоблачное небо и этот старый мост через болотный ручей. – Слышите? – тихо спросил я, – Как здесь тихо. Мои друзья промолчали. Значит, услышали. Хотелось постоять еще немного, но насквозь промокшие ноги начали замерзать. – Пора идти, – промолвил я. За мостом начиналась старая, всеми брошенная дорога. Давно, еще в те времена, здесь ездили машины с людьми, с тварью, с травой и вещами. Но теперь это место обильно заросло сорняком, под которым лишь изредка просвечивалось дорожное покрытие. Через несколько минут ходу мы вышли к развалившимся колхозным постройкам. В холодных бледных отблесках солнечного света эти места выглядели поистине устрашающе. За руинами дорога нас вывела к старому кладбищу. Я взял фонарь и пошел гулять среди могил. До взрыва здесь хоронили жителей местного села. Я ходил среди могил и высвечивал кресты покойников своим налобным фонарем. Луна исчезла за буйно разросшимися кронами деревьев. Старые, покосившиеся деревянные изваяния, иные полностью заваленные. Некоторые из них могли похвастаться черно-белой фотографией на ржавом скрипучем кресте. Молодые женщины, с лицами живых людей смотрели прямо мне в глаза, их мужчины, с грубо обтёсанными контурами, с хлопчатобумажными кепками на голове возвышались над местом погребения. И все живые. Именно тогда, на богом забытом кладбище, где уже давным-давно никто из живых не стоял, службу не справлял, я осознал всю степень немыслимого кощунства, надругательства над живыми. Эти фотографии показались мне печатью навсегда ушедшей эпохи, застывшим во времени терпким, горячим плевком и горьким невкусным кофе. Луна тихо плыла по небосводу. Мы вышли в соседнее село и чудом нашли хорошо сохранившуюся хату. Забрались внутрь и поставив друг на друга два стола, залезли на чердак. А там… прелый запах полевой соломы, сухой и желтой, как огонь, легкий сквозняк через щели под шифером, шероховатость глины под ногами и предельно сытый ужин, сваренный на газовой горелке. Мы разожгли свечи. Я лег спать в солому. Как обезумевший, как юродивый во Христе, как последний живущий крестьянин. Каждый мой шорох отдавал хрустом. Сколько они здесь лежат. Эти стебля давно высохшей травы. Год. Десять. Может, больше. Алена улеглась возле меня. Олег постелил себе вдали от нас. – Спокойной ночи, – тихо прошептал я. Так тихо, чтоб никто не услышал. – Спокойной, – промолвил Олег. – Спокойной, – прошептала Алена. Я забыл. Здесь даже шепот твой равносилен крику обезумевшей толпы в городе. Здесь даже тихий шаг твой равносилен стуку отбойного молотка на заводе. Лица мертвых молодых. Людей, что жили на земле. Их черно-белые фотографии. Посунувшиеся кресты. И заросшие сорняком выпуклости. Это все, что осталось от них. Это все.

Оригинал текста - http://teplovoz.com/creo/21433.html