Вот ещё одна ночь выгорела до тла,
словно растлённая пятнадцатилетняя девица вытекла кровью; плащ с багряной подбивкой Пилат надел, как савван - в савване сладче спится; а из саванн на север летят безумные птицы. Что же это внутри бьётся такое, что разбужено? Что не спит, что царапается в двери это? Что лишает сна, аппетита, как следствие ужина, ужаса; узится круг при сопоставлении фактов ответов, - что же это такое, какого оно цвета? Может быть - оно китовое? Высиненно-тяжёлое словно остаревшая клюкастая шутка? Словно влюбившаяся сломя голову проститутка, может; или оно трагически глубокое жёлтое? Или - любовь её - всё же, синит незабудкой? Снимет с плеч голову дождь, протрёт шею натёртую матерчатым сукном, скукнет, выскочит изнутри урод кромсать на отрезы ткани гравием и стеклом, - пой, орган поэзии, новономоканон. Навари макарон, закинь мясом с рёбер - славный будет обед на завтрак, но на завтра - я буду замечательно помер, номер мой будет тот же, а я - в давке, сутолоке, слушая зуммер, застыл в удавке. Нет же! Удавка на мне - но вот же горло сильнее всех попыток к удушью, кожей, может, одной лишь кожей можно почувствовать, можно слушать. - Это всё, без сомнения, лихорадка, нужно лечь в постель? - поздно. Выпить? - выпил. Запереться? - не выйдет, разнесу к чёрту - второй шанс - и фалангиты селевкидов выстоят против любой латинской когорты - а что, что если ваш Рим - родился мёртвым? Вошли - вот в зале - связали нитями красными друг друга влюблённые, восхищённые каждым вздохом - а что, что если эти их мучения все напрасны? Что если любовь в двадцать первом окончательно сдохла? Старая карга агонизировала напрасно? Нет! Нет же! - Тело - сражается. Умирают лейкоциты внутри, борясь против неизвестной заразы - и эти все суициды, когда от голода умирает сытый, сыпи, все эти эпитафии наживо, все проказы - гаснут; и сердце бьётся, пусть и сон разума в черепичной вазе. Пока! Но всмотрись, перевернув наоборот зрачки внутрь своего обабившегося ленного сегодня, - может быть, закорючки вычурно-острые и крючки голоса плоские, - твои на берег из моря сходни - сходи, как есть ты, хоть и в одном исподнем. Пройдись с ума - сума легка. Лекарст - не надо вовсе. Во все углы загляни себя, пока сам не устанешь от собственного взгляда, - тогда, превращая свои джунгли джута в сад, оглянёшься - а ночь - выгорела до тла. И рад. И рад, что сгорела, сука тёмная, что выплюнул её, отхаркав мокротой - что не зря, утопая в типографическом порно, высмолил из себя едким натром внутреннего урода, ткнув его в дерьмо своей жизни поганой мордой. Изменения! Деформации! Манифестов и деклараций! Отличать только настоящую дефлорацию, нужно от попыток, от пьяных танцев внутревагинальной мастурбации, которая, впрочем, для дела, бывает нужной. Нет.. если сам не повешусь, повесят на фонарь - к ужину. Что же.. Что же это такое разбужено? Что же это такое бьётся в тебе теперь, чтитель Не разводя на полу соляной лужи, скажите, вы правда вот так хотите? А я за вас скажу - так нам и нужно. Так нам и надо. Заслужили - по мечтам обрящем, бурно, долго сходить с ума, глазницами пялясь - не обращаясь в кащенко, к поэзии обращаясь, засовывая поэзии в рот истрёпаный палец, - рыдая друг друг сквозь книги в огромном пустом зале. |
Оригинал текста - http://teplovoz.com/creo/20605.html |