Большой указательный средний мизинец
и один затесался среди них безымянный как солдат неизвестный как внезапный разиня посредине спешащих застыл деревянный Может просто заслушался птиц пересмешкой может имя забыл. Так обнаружив с удивленьем в кармане случайную пешку — вдруг замрешь обездвижен обезоружен А вокруг зачинается последний день зимний на скелетах весны золотых соловьев блики солнца. Тут понимаешь — от того он без имени чтобы дать ему имя. Твое. * * * Чарльз идет по дороге и отбрасывает Генри Генри ломается в двух местах там где начинается тротуар когда Чарльз проходит мимо машин припаркованных тут и там Генри запрыгивает на них и танцует иногда он садится в одну из них и засыпает но утром его всегда будит невыносимое будничное солнце и он снова плетется за Чарли когда Чарльз входит под тень платанов тянущихся аллеей вдоль побережья Генри по быстрому смывается в бар и цепляет там еще не очень старых женщин но потом всегда заявляется к Чарльзу потому что обычно остается не удел а если что и выгорает — идти все равно больше некуда когда однажды бредущий Чарльз засмотрится на парочку нейлоновых ножек и не заметив открытый люк провалится в канализационный колодец Генри постояв с минуту вздохнет с облегченьем и пойдет дальше свободный * * * Над пропастью во ржи Лежи тихонечко, не ржи Пусть рожь растет в горах И будут пропасти в полях * * * Мелькают ножницами стрижи — с паршивого неба хоть облака клок Ребенок стоит, лодочкой руки сложив смотрит, рот разинув как лох на сужающиеся этажи многоквартирных гробов отлитых в бетоне На небо, в которое они упираются Стрижи еще пуще стараются — и сыплятся трупики февральских капустниц в ладони |
Оригинал текста - http://teplovoz.com/creo/17369.html |