2009-07-23 : Maksim Usachov : ДзенЬ

Бутылка стояла, грелась, но разливать никто не решался. Ждали чувств, эмоций, а в голову лезли только бездушные интеллигентские глупости. – Надо бы… – пробормотал аспирант, самый молодой и торопливый. – Какой надо! Без диспута, нет в водке силы, – возразил доктор. Кандидат согласно закивал. Включили радио, поплевались от кабзона и Иванушек, но тыркнуло слабо. – В Древней Греции народ толпами на Эсхила валил, а нынче? – предпринял попытку студент. – Сейчас театры превратились в мавзолей! – Гавно проброс, – не поддержал кандидат. – Древнегреческий масскульт от теперешнего не сильно отличается. Сплошной эпатаж и онанизм. – А в Риме… – вновь попытался студент. – Рим это вообще лежбище Сорокиных, там только ленивый детей не трахал, – вновь опустил кандидат. – Зачем же мы тогда пьем? – не выдержал студент. – Вот! – важно произнес доктор и ткнул пальцем в бутылку. – Разливай. Студент поспешил разлить. – А пьем мы ради политической стабильности в стране! – Хороший тост! – воскликнул студент, не столько от желания польстить, сколько от приятной прохлады пластикового стаканчика, в котором собственно и плескалось. – Это не тост! – воскликнул доктор. – Не опошляй. Это смысл, внутренняя суть процесса. Ради чего все и вертится. – Объяснись! – предложил кандидат. – Объяснюсь! – согласился доктор и выпил. Присутствующие поспешили за ним. – Разливай! – приказал доктор, крякнув от удовольствия. Студент разлил. Доктор взял бокал и посмотрел на скромный бюст Ленина, который непонятно как оказался на кафедре. – Вот такой вопрос. Откуда революция в семнадцатом вылезла? Студент и кандидат тоже посмотрели на бюст, но с выводами спешить не стали. – От трезвости, – заявил доктор. – Простой же народ у нас к питию приучен всегда был. И тут вдруг, Николай-царь, отменить уклад питейный решил. Сухой закон ввел. Нет, поначалу все с энтузиазмом восприняли. Война же, понятное дело, патриотизм. Первые гробы, первые калеки, грех пить в таких условиях. А потом как-то приелось обществу вся эта карусель. Безногие и покойники только первое время пугает, примелькаются и никакого катарсиса. Стало общество трезветь. – Чтобы у нас и нашло? – засомневался кандидат. – Находили, конечно! Отдельные особи, только в крупных масштабах, единица – нуль. Где там что чайниками разливают, никакого положительного эффекта на общество не производило, попускало его. И протрезвев окончательно озлобилось оно, контроль над всем потеряло. А что после такой резкой завязки никому объяснять не надо… – Белочка! – предложил студент. – Белочка, – передразнил кандидат. – Писец. – Именно, друг мой, именно писец, – обрадовался доктор. – Уловили вы мою мысль! Сорвало от злости крышу, плюнул на все народ и в загул ушел. Выпили. – И что? – спросил студент, разливая. – Что – «что»? Русский народ в загуле страшен и к чудесам склонен, более чем все остальные. – Спорно, – заявил кандидат. – Недоказуемо! – поддержал студент. – Да как два пальца об асфальт доказать! Вспомните как Союз развалился? А? После перестройки ликероводочной промышленности и горбачевского сухого закона. Одинаковое воздействие – одинаковый результат. Выпили. – ГКЧП тогда жалко, – заявил кандидат. – Почему? – спросил студент. – Они же нормальные были, пьяные, не то, что эти трезвенники-язвенники, с язвой демократизма.

Оригинал текста - http://teplovoz.com/creo/16044.html