Я считала дни. Один, два, три…никакой разницы. Все словно один. Похожи и бесконечны. Непрерывная череда событий, мутных и мало запоминающихся. Это приводит к тому, что просто перестаешь ощущать течение времени. Я перестала помнить, сколько я уже живу в этой больнице. Недели две? Или, может быть, месяц? Мне никто не говорил. И я прекратила думать над этим. Врачи отказывались давать какие-либо прогнозы, ссылаясь на мое не очень хорошее состояние. Так я встретила свою двадцать третью осень.
Это было совершенно необычное состояние природы. Наверное, так называемое «бабье» лето. Лучи солнца резали стекла палаты утром, потом в обед и обязательно вечером, перед самым закатом. Холодное строгое солнце, немного печальное, смотрело вниз. Оно пыталось отдать, выжать из последних сил тепло. Отдать его земле, а после уйти на заслуженный отдых. Упрямые лучи ломились сквозь грязное заляпанное стекло, пытаясь, что-то донести, но, к сожалению, не ощущались. Они казались каким-то оптическим обманом или галлюцинацией, потому что не несли в себе абсолютно никакого тепла. Ничего.
К этому всему можно было бы добавить наличие листвы на деревьях. Зеленой, без какого-либо намека на желтизну и увядание. Думаю, еще в этот список я включу, пожалуй, отсутствие осадков. А конкретнее, дождей столь характерных в это время года. Итак! Мы получили замечательную, практически идеальную картину осени. А именно: солнечные, безветренные, сухие дни. Продолжение лета с разницей в 10-15 градусов по Цельсию. Вот она, какая была моя осень. Осень, которую я встретила и по большей части прожила в больнице.
Меня убивал этот отвратительный больничный запах. От него хотелось умереть. Это был запах безысходности и тоски. Это была утерянная надежда на выздоровление. Молчаливое ожидание и покорность. Запах безразличия всего живого и здорового к тебе, твоему будущему и настоящему. От этого запаха мне всегда было холодно и знобило. Никак не привыкнешь к нему. Это не возможно. Он снился мне ночами. Словно я иду по темному коридору на ощупь. Ничего нет вокруг, только в нос бьет этот резкий запах больницы. Каждую ночь я просыпалась от тошноты, меня рвало прямо на пол. Я не успевала даже подняться с постели, чтобы добежать до ванной комнаты.
Этот запах парадоксальным образом был частью заведения, где наоборот ставили на ноги, лечили и поднимали людей! Такие вот нелогичные иногда бывают ситуации… Я, пытаясь хоть как-то скрыться от этого всего, проводила много времени на улице.
Утром в палату приходил врач. Каждое утро у него обход пациентов. Осмотр и назначение лечения. Врач был пожилой мужчина, кореец. Седой и не высокий. Похожий на продавца какого-нибудь магазинчика с восточными побрякушками, амулетами и фигурками богов.
Он не торопясь, выслушивал больных, наклонив голову чуть на бок. И кивал в знак понимания. Мне он казался почтенным старцем из легенд и сказок. Такой себе, понимаешь ли, мудрец. Ну уж никак не врач! Поэтому к нему я питала особые чувства. Он тоже относился ко мне как-то особенно. Я видела в его взгляде переживание и боль, а еще множество вопросов. Почему? Почему и как ты сюда попала? Как же так получилось?
Он знал и помнил истории болезней всех своих пациентов. Кто, когда и по какой причине лежит сейчас в шестой, десятой или на пример одиннадцатой палате. Но при других больных никогда ничего не спрашивал о причине недуга. И вообще избегал всех этих подробностей. Говорил на русском и родном корейском.
Сегодня во время утреннего осмотра он принес охапку прохладных влажных кленовых листьев. Желтых, бордовых огненно-рыжих. Пахнущих пряной и терпкой осенью.
Они стояли теперь в чашке на подоконнике. Что-то теплое было в этом начинающемся дне. Не только охапку рыжих листьев принес Роберт Викторович сегодня, он принес еще что-то. Что-то неуловимое, витавшее в воздухе. Никто не мог понять что. Улыбки, полуулыбки, надежда.
Я надела ветровку и кроссовки, повязала теплый шарф. Захотелось на улицу. До обеда оставалось прилично времени, даже десятиминутное ожидание лифта не смутило меня. А пешком идти не хотелось. Вообще не люблю больничные лестницы с курящими пациентами. Такое ощущение, что ты попал в распределитель: кому-то в рай, а кому-то в ад. И вся эта нескончаемая очередь из сгорбленных, тощих, с желтыми лицами людей, становится твоей семьей. Все молчат и ждут. И я чувствую тупую покорность. Поэтому здесь я предпочитаю ездить на лифте.
Вскоре пришел грузовой. Выпустил санитарку с каталкой на этаж. Она неторопливо покатила ее в конец отделения. Ей было на вид уже за сорок. Целых две мои жизни. Есть над чем подумать, если я выйду отсюда здоровой. Лифт выпустил меня на первом этаже.
В холле скучал охранник, разгадывал сканворд и слушал приемник. На меня он даже и не взглянул, я вышла на улицу, как человек-невидимка. Вообще, если честно, так я себя и ощущала. Человеком-невидимкой. Никто не видит, никто не интересуется, вокруг абсолютный вакуум. Вакуум, который разбавляет ветер и запах прелой листвы и луж. Так вот.
Я вышла в парк. Хотя, трудно это назвать парком, но и другого слова на ум не приходит. Обычный пейзаж: асфальтированные дорожки, деревья, деревья и лавочки через каждые семь метров. Все ржавого цвета. Осень, что уж тут скажешь. Я села, нащупала в кармане сигареты и зажигалку. Мимо прощебетали девчонки из медучилища. Проходят практику здесь. Я думала о том, что никогда в жизни не стала бы медицинским работником.
- Хочу отсюда уехать. Все равно куда.
Ветер пронесся мимо и заглотил мой голос.
Уезжай. Иди. Пожалуйста. |
