,
Неба бы!
Факменю - 55 грн.
Роялдабл - 15 грн.
Чизкокс - 15 грн.
Миша жил не спеша...
- Какой соус желаете?
- ?!
- Молодой человек, вы, какой соус будете брать?
- Аааа каааккоой есть?
- Кисло-сладкий, горчичный…
- Не надо мне никакого соуса.
«В пизду ваш соус», - тихо пробормотал Миша, убирая поднос с кофе и фри, направляясь к дебильно-фиолетовому столику возле окна.
В то время как в Макдоналдсе меняли местами булочки, котлетки и сыр, называя это все разными словами, Мишина (зачеркнуто – читать «машина-») жизнь не менялась в корни. День в день.
Изморозь на стекле напомнила ему, что нынче зима…
Уже какая-то очередная зима, не отличавшаяся ничем необычным, за исключением мелких деталей: убийство Николая Африки в его парадном, рыжая кожаная куртка, пижженая на ринке «Петровка», которая впоследствии стала жертвой бартерных операций; мусора из Печерского сизо; цыганка Флорика; методон; ВДНХ.
Реальность заставшего врасплох дня постепенно начинала захватывать его своими заграбастыми крыльями.
Миша сунул руку в карман реглана – швейцарский нож, мелочь. Он высыпал на стол пол жмени миндальных орехов, связку ключей и скорлупу от киндер-сюрприза. В заднем кармане его вельветовых брюк оказалась аккуратно сложенная двадцатка и два жетона на метро. «Еrror» в центральной нервной системе нарастал, но запустив ладонь во внутренний карман своей куртки, его сердце забилось прежним – равномерным битом, выравнивая дыхание после протяжного, такого обнадеживающего, выдоха…
Миша любил немного вещей: теплую ванну, собаку Тобика, маму (она умерла, когда ему стукнуло семь), компьютерную игру «FIFA 2012» и наркотики. Не любил Миша не только Джастина Тимберлейка – барыгу проживающего возле ж/д вокзала, но и пидараса-сторожа-уборщика, который постоянно уносил его водник с площадки на лестничной клетке. Даже себя, бывало, он часто недолюбливал.
Поезд его любви медленно, но верно, уходил в депо, обещая вернуться. Через час, а то и раньше он застынет на рельсах, линиях электропередач, шагающих столбами вдоль надписей на бетонных стенах, наблюдая, как медленно тают белые следы самолетов.
В промежутках вырванных из времени минут всепоглощающая серость проглотит его целиком, не оставляя ни малейшей надежды на то что зима будет такой же как тогда – в детстве.
- Извините, девушка, а это у вас брусничка на сережке? Знаете, в детстве я бруснику собирал. А вы помните, как она пахнет?
- Это бусинка, молодой человек, - ответила гламурно одетая блондинка с черными как уголь глазами.
- А с чего вы взяли, что я молодой?
- Здравствуйте, дедушка, - капля кетчупа пимпочкой украсила синий стол.
- Простите, я, знаете, немного того, - он покрутил пальцем у виска.
Он открыл глаза, поцеловал ее в спину и снова ткнулся головой в подушку, питаясь уловить нить снившегося ему сна: пыльная, заросшая по краям травой и голубым цикорием, грунтовая дорога, извивается серой змеей в небо, он топает прямо на встречу красному солнцу и никак не может разобрать звуки, взвывающие к нему толи откуда-то издалека, толи из его нутра, как будто бы в него вселилась филармония, играющая знакомого Баха или не Баха, но тоже очень знакомого. Он встал на колени, приставил левое ухо к земле, и оттуда послышалось: «Мишааааа, миелофон у меняаааааааа. Это я – твой бох, помнишь меня?». «Пох?». «Это я – твой мох». «Бах?» Солнце бешено несется ему навстречу и
Луч упал на ее бедро. Она шевельнулась и перекатилась на бок – к нему лицом. Миша погладил ее по щеке тыльной стороной ладошки, ели касаясь ногтями белой кожи, заводя за ухо прядь ее волос. Приятно помукивая она проснулась. Ее теплое тело пахло молоком.
- Привет дорогой.
- Доброе утро, любимая!
Гольфстрим промчался по его венам электрическим током воспоминаний. Мысли взорвались на лоскутки и разлетелись в разные стороны, как атомная бомба, дающая жизнь чему-то новому.
- Знаешь, сегодня ровно десять лет с того дня, когда ты жевала картошку в идиотском прикиде на Левобережной, в Макдоналдсе. Помнишь?
- Уугуу,- медленно протянула Лена.
- Вот это юбилей, АГА!?, - воодушевленно выпалил Миша, спрыгивая с кровати чтобы встретить очередное, по истине доброе, зимние утро.
- Мишаня, не буди детей.
Дворник подметал улицу, кофе черными снежинками падал на дно чашки, небо никогда еще не было таким загадочно-спокойным. |