Я не знаю, что делать с чужой старостью. Точнее, делать-то с нею ничего и не нужно. Тем более мне. Просто надо как-то жить рядом, ровно, спокойно, как будто ничего не происходит. А вот тут вот и - неувязочка! Ну не умею я жить спокойно и рядом, как параллельно убегающая линия. Мне нужно вместе, с тайм-аутами конечно, но как единый организм: рука не лезет в дела ноги, но они накрепко взаимосвязаны. Как-то так. Чтобы всё замечать, чтобы вовремя оказываться рядом, чтобы суметь услышать и помочь…
Заблуждение, конечно, сама понимаю. Не нужно никому это влезание в душу и мелькание соучастием. Не нужно это бесконечное примечание и вслух проговаривание. Тем более, если оно ни к чему – ведь помочь, изменить что-то я попросту бессильна! Да и я сама вряд ли способна на роль матери Терезы – слишком буйная. О чем тогда вообще речь?
Говорю себе: «Ты НЕ МОЖЕШЬ остановить время. Ты НЕ МОЖЕШЬ остановить старение. Ты НЕ МОЖЕШЬ вернуть молодость, силы, память. Ты МОЖЕШЬ зато не мешать радоваться жизни. пока еще есть чему радоваться, – вот и не мешай. Не заставляй стесняться тебя, здоровой кобылы. Живи себе, как будто не замечаешь, не видишь, не слышишь. Никто кроме тебя так дико не реагирует». Ведь действительно лишь изредка, по каким-то никому другому не известным дням, старички и старушки, как-бы очнувшись, отмечают, что стали не тем, кем себя помнят. Что себя, именно таких, в таком виде, они не то что не знают и не помнят, но даже и не ощущают. Редко, но метко вдруг останавливаются перед зеркалом, ярко освещённые солнцем, и произносят с размеренным задумчивым ужасом в голосе:
- Боже мой… Вот во что превращаешься… Я выгляжу, как та соседка снизу, -(имея ввиду 88-летнюю бабу Катю), - или ещё хуже? Да, старость…
- Да что ты, - тогда говорю я, - Это просто возраст. Старость – хорошая штука: мудрая, честная, щедрая, спокойная, без лишних метаний и порывов. Как осень. Слава Богу, что она есть. Все такие будем. Тем более, ты прекрасно выглядишь, соображаешь отлично, силы есть… Хочешь чаю? Или какао? - обнимаю и целую, вот мол какая я добрая и как умею подержать, утешить, поухаживать.
Умею... Когда вот так вот, в лоб об этом заходит речь. В такие минуты ощущаю прилив нежной жалости, любви и силы – защитить и окружить заботой. Главное, мне верят, я верю. А вера, как известно, узнается в делах. И вот, каждый день, я проверяю свою веру – делами!..
Боже, как оказывается, тяжело 7-8 раз подряд отвечать на один и тот же безобидный вопрос: «Ну что там, дождик не пошёл?» Если первые 3-4 раза ещё как-то «шарманишь», механически улыбаясь: «Нет, небо ясное, солнышко. Какой там дождь?». То вот уже на пятый раз хочется гаркнуть: «Нах.. он тебе нужен, этот дождик?! Ты что, на улицу собираешься?» А ведь будет ещё седьмой и восьмой повтор, и ого-го-надцатый, на которые я, устав отмалчиваться, уже с ощутимой ехидцей в голосе скажу: «Слушай, если хочешь поговорить, давай поговорим о чём-нибудь другом. А? Я не хочу говорить о дождичке».
А выслушивать одно и то же руководство к действию, оказывается, просто невыносимо: «Когда будешь выходить, не забудь захватить мусор. Там полный пакет». И так несколько раз подряд, с двух- трехминутными перерывами. Честно, я беззвучно взрываюсь уже со второго повтора, а на новые попытки поруководить завожусь и выговариваю: «Сколько можно мне напоминать? Я как-то выносила до этого мусор без напоминаний, так что поверь, как-то и в будущем справлюсь». Видимо вот здесь, в том самом месте, где у человека "кнопки" повиновения и самолюбия, у меня либо недоработка конструкции, либо сбой программы.
Я не ору, но говорю быстро, чётко и громко, так, чтобы любые попытки «пообщаться на невинные темы» (вдруг снова дождичек, или вдруг опять во дворе парковку устроили, или вдруг вчера соседская кошка орала – да мало ли там что?) или не дай Бог порекомендовать загнулись на корню. Под удивленно-испуганное: «Тебе прямо не скажи ничего!», иду выносить мусор и – пропадаю без вести на часок-другой.
В парке, попинав сухие листья, ощущаю стыд: дура такая, зачем обидела человека? Кто виноват, что памяти нет никакой, внимание на нуле? Вот ты изображаешь сейчас блуждающий нерв на теле планеты, а дома кое-кто чайник на плиту поставил и,наверное, забыл: вдруг газ залило и – привет, чрезвычайное происшествие. Что, стоит это твоих тонких душевных сил и расшатанных нервов? Иди давай, двигай. Не хочешь об осадках беседовать – посмотрите вместе фотографии, вспомните что-нибудь, фильм любимый поставь. Шевелись давай, судить всякий может. На своей шкуре лет через 40 узнаешь, как оно.
По пути домой забегаю в книжный, потом за фруктами, и – а вот и я, с подарками-сюрпризами. На, мол, книжечку тебе купила интересную, на, мол, скушай апельсинку, витамином С обогати организм... «Слушай, а давай посмотрим «Большой вальс», или «Звуки музыки», или «Тени исчезают в полдень»? А? Как? Так эти фильмы люблю»…
Смотрим, усевшись на диванчик рядышком, старое доброе кино. Равно старое. по моему, для всех живущих в 21-ом веке. Нежно так, мирно, хорошо. И говорить ни о чем не нужно. И реагировать ни ласково, ни буйно не на что.
Да только часики неумолимо так: тик-тик – тикают, сволочи. Это значит, бежит времечко, и снова всё будет, да ещё и по нарастающей: и провалы памяти, и назойливые советы, и повторяющиеся напоминания, и трижды посоленный борщ, который, кстати сказать, Я ВАРЮ И Я УЖЕ СОЛИЛА!!! Ну и мои почерневшие от злого раздражения глаза и чёткие громкие выговоры, призывающие не говорить, не влезать, не приставать, не контролировать, не комментировать, не стоять над душой, не… То есть, не жить получается? Чего я добиваюсь?
Боже, как страшно, что я не знаю, что делать с чужой старостью. Придётся подождать своей |
