Проползают мимо того места где в эту самую ночь насилуют какую-то тварь. Мама, старший и младшая. Устало перебирая ногами после рабочего дня низшая каста направляется домой, чтобы лицезреть низкие тёмные потолки, которые, как доказали учёные, влияют на сознание ещё больше чем отсутствие окон в жилище. Прямо туда, где папа не зная чем ещё заняться после дневных раздумий пытается печатать мемуары, удобно расположившись на всех своих шести ногах. Младшая устало видит средних. Они нечаянно грубо у блёклой стены толкают туда-сюда убогую тварь, заслуживающую именно такого отношения. Без всяких предубеждений младшая особь вспоминает утро, когда у неё ещё были передние конечности и она могла курить. Сейчас она бы курила, видя это. Приходится мечтать о руках, способных сделать хоть что-то, кроме пробуждения желания вставить в рот спокойствие. Когда куришь по утрам, только и мечтаешь обрести следующее утро. В это время старший. Он улавливает сообщение. Как дела, милый? Понятно от кого оно. Но это немыслимо, как кастовая система и прочие противоречия ползающего общества. Другая особь далеко и ещё несноснее даже их умственного единения. Ему то и дело приходится переключаться на третье я, чтобы обсудить, что, в конце концов, происходит. Убогая тварь тем временем издаёт странные хрипы и пытается избежать неизбежного каждодневного изнасилования, о котором снова и снова завтра будут говорить. Мама. После всего этого злого тринадцатичасового дня пытается совершенно не думать о том, чтобы думать. В принципе, это выходит достаточно неплохо, учитывая что у неё на глазах насилуют какую-то вонючую тварь. Если бы мозг этих троих существ оставался в пределах нормы ползающих, им бы не пришлось делать выводы. Но им и не приходится.
Дома. Всё спокойно. Если только спокойствием можно назвать атмосферу абсолютного отчаяния. Отсутствие веры. Младшая спит, поджав лапки строго под углом в шестьдесят девять градусов как и положено. Старший медитирует несмотря на то что это запрещено по Всеединому Религиозному Уставу Особей. Собственно, старшему это не в новинку, как и употребление джоя с подозрительными друзьями. В это время мама уже спит, а папа нет. Нерастраченные силы просто обязаны стать мемуарами. Или ещё чем-то. Но как бы это не называлось, он опрокидывает очередной стакан любимого синего краша и в очередной раз падает замертво, чтобы утром – в три – его нашли низшие и отправили туда, куда обычно отправляют на воскрешение. И это правда.
Следующий день. Петух выклёвывает плотно сомкнутые глаза и раздаёт руки оставшимся в живых. Странная традиция. Мама быстро выбегает в окно и бежит подальше от семейных обязанностей. В её неполных восемь лет это не удивляет. Младшая не найдя отца допивает его ночной краш и идёт куда глаза глядят, а именно - прямо. Чуть позже всего этого безобразия устало подымается после ночных размышлений со своими вторым и третьим я старший. В поиске альтернативы между ползти на никому не нужную и абсурдную учёбу летать, не имея-то крыльев, и приключения в абсолюте он выбирает третье – мечтать. Он кидает идею друзьям. Эй. Младшей нет. Возвращается мама. Весело резвящийся во дворе папа убивает низших и не замечает её. Он неуклюже топчет всеми своими разноцветными ногами эти итак изувеченные жизнью создания. В это время существуют соседи. Самец, на два ранга выше папы, с наивным видом поигрывая ушами следит за убийствами в соседнем дворе. Его самка готовит что-то по общерелигиозному стандарту. Из-за соблазнительного запаха столь редкой еды в дверь к ним скребётся всеми своими ещё присутствующими руками младшая. Вскоре рук не останется и ей придётся снова мечтать о том, чтобы курить. Мама не найдя ничего стоящего её внимания впадает в спячку. Таким образом она выходит из игры.
Проходит время. Папа не найдя мамы начинает бегать и стрекотать в надежде, что из ниоткуда появится очередная бутылка краша. Старший по старой привычке разглядывает безусловно прекрасные игривые узоры на потолке. Младшая уйдя прямо не видит возможного пути возвращения домой. Ей пока он и не нужен. Папа вспоминает молодость и рассказывает в пустоту о тех временах, когда он работал начальником на крашевом заводе и мог постоянно быть в состоянии. Старшему приходит идея от друзей. Приползай, есть джой. Нервные импульсы один за другим вспыхивают и затухают, что вызывает лёгкое подёргивание левых ног. Он аргументирует папе своё отсутствие и выпрыгивает на улицу, быстрыми шагами перебирая по остаткам вечерних оргий и утренних молитв. Проходит также мимо младшей, шедшей прямо и нелепо упёршейся в стену, не видящей никакого выхода из ситуации кроме как умереть и начать заново. Между тем всевышний провозгласил о наступлении тринадцати часов, или как думает большинство ползающих, нуля часов. И в то же самое время в окне, в которое совсем не смотрит старший, умирает чей-то папа, не видя другого выхода в сложившейся ситуации не написания его собственных мемуаров. В конце концов, если бы папам низшего ранга не нужно было писать мемуаров, всё могло бы быть по другому, хотя присутствует вероятность, что Общество Всепрощения не смогло бы выполнить плана по воскрешению. Тем не менее, те три создания, которые во всех своих раздвоениях и растроениях личностей были так близки старшему и претендовали на статус друзей, уже были на месте и перекидывались пошлыми мыслями о различных особях. Ну же. Давай зайдём вон туда в темноту. Уколовшись джоем, все четверо пропали в себе. Перед этим они могли выйти на свет. Не вышли. Тем временем мама всё ещё в спячке. Всё тот же странный приход у старшего. Злые иллюзии. Нервные события. Как и у всех. Изменяется время и пространство. У него всего четыре конечности. Он просыпается. Делает такие нелепые вещи. Какой-то скрежет. И вот он снова в тени и пора куда-нибудь идти. Папа ползёт на стену, но там неуютно. На потолке даже неприятно. Таким образом, папа решает снова сделать скучающий вид и напиться до смерти крашем. Если бы это было не по настоящему, то все бы уже сошли с ума.
Но. Старший уже дома. Папа, мама. Младшую тоже привели. На этом месте можно с твёрдой уверенностью сказать, что ничего не происходит. Поэтому в дом врывается Вселенская Комиссия по Особым Делам. Папа мёртв – ему простят. Мама – в спячке – ей простят. Младшая глупо и совсем без одежды развлекает какого-то гостя, но у того есть лицензия – им простят. Старший медитирует, а это, как известно, запрещено – его не простят. Но так как он никто, по сути всем без разницы. В Особом Отделе на него заводят папку «медитирует» и обещают строгие ограничения по этому поводу. В этот славный день Существо, наделённое огромной властью и заведшее эту папку, прилетит домой и, смешав отборный джой с фокусом, отправилось в очередное четырёхчасовое путешествие в другую жизнь, где он – обычный путешественник без крыльев, но на каком-то двухколёсном изобретении иных миров. Папа прыгает со стенки на стенку, и если бы не строгое запрещение к деятельности, он бы наверняка уже что-нибудь сделал. Где-то далеко высшие придумали изобретение для мозга, суть которого – полная тишина. Это возможно поможет миллионам.
Мама выходит из спячки и из дома. У неё было много времени подумать. Теперь её больше никто не увидит. С горя младшая выпивает папин краш, из-за чего тот сходит с ума. В эти славные времена главное – не сойти с ума, ведь любая смерть излечима. Но не сумасшествие. Старший уходит к друзьям. Пьяная младшая идёт прямо до стены, упирается в неё, умирает, воскресает, идёт прямо на стену и так до скончания времён, которых осталось совсем, кстати, немного. Ещё одна обыкновенная пост-молекулярная закономерность в умирающем мире. Сумасшедший папа в порядке закономерности замыкает цепочку 2012, что приводит к всеобщему хаосу. Перед самой гибелью мира учёные умы назовут эту цепочку Последней, что в принципе вполне логично. Теперь папа – всего лишь звено абстракции, пожирающей пространство. В условиях такой несправедливости особи пытаются сделать то, что уже поздно. И в этом заключается ирония того, что цепочка из существ низшего ранга разрушает мир, вконец уставший от поиска всего нового. Старший не успевает ничего понять, прежде чем его настоящее и такое физическое превращается в абсолютное ничто. Собственно, тут уже нечего понимать.
Время дрогнуло, так как даже его задело за живое. На треть секунды всё стало как прежде – мама, папа, старший, младшая – но тут же всё снова распалось. Распалось даже то метафизическое, что могло служить доказательством существования всего этого. Прекрасное облако абсолютной смерти могло бы быть фиолетовым, но цветов уже, увы, тоже не осталось.
Да. Кстати, о соседях. Они жили долго и счастливо. Как раз до этого конца. Конца всей этой вселенной.
1/37/35/18/7/2009 |
