Я всегда удивлялся красоте идущего снега, он был обычно такой белый, такой лёгкий, будто фата невесты. Эта самая фата – столь старый эпитет, и более затёртым может быть лишь эпитет саван. Ну, или покрывало… На самом же деле этот снег является скорее большим белым мешком, в который прячется на время весь мусор.
После такого изменения пейзаж будет очень красив, и людей будет поражать его красота. И действительно – на этом свежем насте, ещё не посеревшем от пыли, будут менее привлекать взор нелепые и угрюмые здания, серое, нависшее небо и тоскливо-далёкое солнце, которое кое-где проглядывает в просветы неба среди туч.
Именно в такой день в парке возле кирпичного и пожелтевшего от времени клуба встретились двое. Рукопожатие крепкой и жилистой руки первого приняла более выхоленная рука второго. Что их свело? – может быть, судьба, как скажут фаталисты, а может быть и власть идеи, сплотившей их, но скорее это была череда случайностей, которые приводят к великому. Так камень становится частью дома, так звезда, маленькая и почти невидимая бывает очень важна для того, чтобы звёздное небо состоялось полностью таким, какое оно предстаёт нам. И вот – так же столкнулись две песчинки, уносимые в неизвестность волной жизни, ложно принимая её за свои желания, мечты и амбиции.
-Приветствую – сказал среднего роста, немного полный молодой человек, подходя к давно ожидающему встречи товарищу – своих издалека видно.
И действительно, стоило взглянуть на самый неприметный для большинства людей элемент одежды, а точнее на его цвет, и опытный человек сразу мог многое понять. Максим – этот самый незнакомец – был одет в тёплую чёрную куртку, простую шапку, на его ногах были утеплённые кожаные сапоги, погожие на армейские и белые шнурки на них.
Но ещё больше опытный, матёрый человек мог сказать по выражению глаз, по тому, что невидимым образом, сокрытым даже от владельца, говорил взгляд.
Синие с серым глаза любопытно рассматривали пришедшего.
“Приветствую…” - звучало ещё в его голове в те секунды, когда он уже машинально протянул свою мозолистую руку. Ему было что рассматривать, человек которого он видел впервые улыбался, но что-то в его поведении выдавало нервы.
- Здравствуй – запоздало сказал Максим своему визави, встречи с которым он ожидал уже около получаса – я думал ты не придёшь, собирался уже уходить. Пойдём.
И они пошли, достаточно быстро, поскольку Максиму приходилось подстраиваться под быструю манеру ходьбы своего товарища. Ещё не был вечер, но уже начинало смеркаться, как это обычно бывает зимой.
- У меня были дела. Мы уже знакомы, но ещё раз не помешает – сказал Максиму его спутник - Я Николай, руководитель местного отделения.
Дела… Дела же этого явно нервничающего молодого человека состояли в том, чтобы обойдя со стороны место встречи, столь знакомое ему, сколь незнакомое Максиму, убедится, что нет никакой угрозы ему, что следовало понимать, как нет угрозы Русскому Народу.
С тех пор как он, Николай Андреевич Безумов, учащейся первого курса местного техникума взял себе ярлык ярого борца за Русь и Нацию, стал во главе несуществующей организации, его странная маниакальная самовлюблённость стала расти с огромной скоростью. Посмотрев случайно документальный фильм о фельдмаршале Эрвине Роммеле, пустынном лисе, он уже видел себя во главе железного легиона, который должен был бороться с явными врагами Расы и Народа – евреями.
Именно этот человек, в кожаной куртке, комиссарской, как он считал, но на деле совершенно иного плана, обычной заводской куртке, в лёгких зимних ботинках и брюках пришёл на встречу, ожидая от неё решительных сдвигов в своем положении.
Такие люди, обычно, обладающие высоким самомнением, но при этом отсутствием открытых способностей и горячечным желанием выделится, и составляют ту самую массу, из которой потом рождаются и Наполеоны, и Гитлеры, и другие не менее известные и не менее человечные люди.
Сразу хочу сказать, чтобы не было никакого непонимания, что говоря человечность я имею в виду не те отвлечённые понятия, которые и только которые приписывают героям, но всю ту живую палитру желаний, чувств и неудовлетворенностей, ту гремучую смесь всего низкого и высокого, и больше всего – безразличного, какая и есть настоящая суть человека. Ведь что человек? – всего лишь мечущаяся песчинка, уносимая в неизвестность.
- Максим, - улыбнувшись сказал человек, в чьей природе было заложено столько же эгоизма и столько же неудовольствия всем, но который иначе видел путь разрешения, и уж точно который не хотел командовать никем и ничем.
- Мне очень приятно. Я сначала думал, что это может быть ловушка, - в этот момент этот Фюрер изобразил живо и натурально насмешку над предположением о боязни – но потом решил что глупо боятся, ведь наши противники трусы сплошь и рядом.
Они оба улыбнулись этому упоминанию о противниках, в их памяти освежились представления, родившиеся в напряжённых мыслях. Но им представились совершенно разные люди. Человек, желавший власти, видел в своих врагах весь свет, и в своих слугах его же, притом в совершеннейшем тумане, как того и следовало ждать от юноши семнадцати лет от роду, ухватившихся за мечту и предрассудки, как за спасительную нить, которая выведет его из нынешнего состояния.
Человек же, желавший выполнения Идеи и готовый ради неё на всё, видел в противнике всё то, с чем ему приходилось сталкиваться, то есть несколько смуглых рабочих с его завода, жидов, которых ему не приходилось видеть, иначе как по телевизору, но и этого, а также общерусской и повсеместной ксенофобии ему хватало, чтобы, увлекаясь охотой и читая несколько книг войне, прийти к выводу, что нашу землю захватили жиды, эмигранты и прочие нерусские. Но, наверное, решающую роль сыграло такое же самолюбие, которое шептало ему, что он-де является белым, а они чёрные, что он здесь вырос, а они приехали, что он говорит по-русски и знает десять оттенков брани, а те – не знают ничего кроме пары десятков слов и тех же десяти оттенков брани, которую в их адрес шлют все, считая своим долгом оскорбить людей, оставивших свои семьи и уехавших сражаться с нуждой, в сытую и бездумную холодную Россию.
Между ними, двумя людьми стремящимися к чему то своему, но объединенных неприязнью ко всему непохожему, состоялся разговор, цели которого были непонятны и последствия не определены. Николай вкратце рассказал то, что он говорил уже который месяц, и то, во что он сам успел так живо поверить. Но вскоре, как это бывает между двумя молодыми людьми, чьё общение не занято насущными проблемами разговор превратился в обыкновенное чередование хвастовства, приукрашивания и весёлых, или кажущихся весёлыми шуточек, которые были слышаны в знакомой компании вчера.
Прощаясь, они пошли разными дорогами. Каждый много ждал от этой встречи, и, казалось, и правда много совершил в её ходе, однако всё это свершение заключилось в даче различных обещаний, какими они и ограничились.
По дороге, Максим думал о своей молодой жене и маленьком сыне, который подрастал настоящим воином, и всё его воинство было в том, что он так резво и весело бил маленькими кулачками своего отца.
Николай же, с воодушевлением решил завтра же продумать план такого мероприятия, чтобы он стал известен. И, будучи человеком благородным и с большой и всё-таки светлой душой, он дал бы Максиму возможность служить ему верно, поставив, скажем, на пост главы личной охраны…
Я видел много подобных людей. Мне кажется, что каждый настоящий человек, рано или поздно проходит через это, падает и поднимается, и, найдя свой путь, идёт по нему.
В этих людях одни увидят весёлое, другие смешное, третьи печальное, а четвёртые, наиболее исполненные человечности в её неправильном понимании, или хуже того – в правильном – ужасающее. Мне бы хотелось сказать, что они, живые, настоящие люди, они не ждут смерти, как привыкли многие ожидать получения зарплаты, они ищут. И в их поиске я вижу то пробуждающееся начало возрождения, которое будет вскоре.
14-15.04.09 |
