- Подожди,- протянув руку вперед ладонью к Жанне, как будто преграждая путь, бабушка глубоко вздохнула и продолжила,- Вопросы твои я приму, только сначала, положи пломбир, вымой руки и я тебя жду на кухне.
Плохо соображая, чтобы она хочет спросить, девочка положила мороженное на трюмо, сумка сама свалилась с плеча, ноги нащупали домашние тапочки и понесли ее в ванную. Руки открутили вентиль, вода подействовала немного отрезвляюще, но не потому что была холодна, руки от пломбира и так были ледяные, шум воды, приятный, очищающий, позволил собрать остатки здравого смысла, который раскидало по закоулкам сознания последними событиями.
- Жа, пей свой кофейный напиток и марш в школу.
- Бабуль, ну погадай, прошу тебя, своим подругам всегда готова, а им то на что?! Стары уже, никаких перемен, разве что к смерти подготовиться,- раздраженно ответила и со стуком бросила чашку на стол.
- Ну как ты так можешь? Ты обо мне думала, когда такое говорила? Злая вы барышня и мысли у вас злые. Все свободны на сегодня.
Бабушка обиделась, такого еще не было. Жанна весь день думала об этом, ну да ладно, вернусь, подлижусь, растает, простит. Купила два больших пломбира и с улыбкой ступила в распахнутые двери. Подожди, а почему они распахнуты? Что стряслось? Пройдя по коридору, почувствовала все тот же родной запах
"Ну хоть не пожар, а что?".
Услышала бабушкин голос, слегка взволнованный, но твердый:
- Нет, нет я сказала и не проси, мала она еще, пусть хоть 15 исполнится! Не хватит ей здравого смысла понять все! Да помню я, помню, да ... была моложе..., но время было другое, ответственность раньше ощутила… Что?
Резко открылась кухонная дверь, Жанне пришлось прижаться к стене, что-то быстро пронеслось мимо нее и выскользнуло в распахнутые двери. Следом чинно, акцентируя внимание на своем спокойствии, прошествовал бабушка, прикрыла дверь, повернула ключ в двери и, развернувшись, внимательно посмотрела в глаза внучке.
Поражать и поражаться, вот чему еще учила бабушка. Да, бабушки, это вообще отдельная часть человечества, вроде касты, чтоли, да нет, даже не касты, скорее больше похожи на ангелов-хранителей. Желание передать, рассказать и научить не всегда совпадает с желанием непосредственных участников диалога. Но... Жана, или как бабушка в шутку её называла просто Жа, любила слушать, любила учится и всегда надоедала бабуле с очередным "почему". То утро начиналось обычно, бабушка варила свой кофе, а Жа, недостаточно взрослая для серьезного напитка, вкушала запахи и с нетерпением ждала в свою чашку молока, пару капель бабушкиного кофе. Разговор начался с ничего, тема надвигающихся экзаменов уже несколько дней была основной, понятно было что все пройдет без проблем, но Жа в нетерпение хотела знать чем все закончится, будет ли она как всегда лучшей.
...
377 (135278) 2008-08-08 19:43
С удовольствием допила горький напиток, разжевала проскочившие с жижицей крупинки кофе и перевернув чашку от себя, на блюдечко, стала ждать пока по стенкам чашки, формируя узоры, стечет её ближайшее будущее. Гадать на кофейной гуще её научила бабушка. Давно, очень давно, еще когда носила туго сплетенную косу и школьную коричневую форму.
Erica Cartman
376 (135145) 2008-08-07 08:28
"А еще, я читал про голову профессора...". "Кто ж так пишет", - возмутилась Жанна Валерьевна(сельская учительница из Залупычей, что на Кульбабщине). Не "про", а "о". Два - за орфографию, три - за содержание.
Жанна закрыла тетрадь и ушла варить себе кофе.
...
375 (135132) 2008-08-06 19:40
...от того и звался он дотошным, что до тошноты доводил...
Буааааа, - вырвало всех присутствующих... опавшие губы в клубничной помаде..., буааааа, - еще раз...
дотошный читатель
373 (135121) 2008-08-06 17:49
А еще, я читал про голову профессора. И этот профессор, вернее его голова, научился оживлять людей. О, многоуважаемая голова профессора! Оживите, пожалуйста, Машу!
дотошный читатель
372 (135120) 2008-08-06 17:45
Нет!- читатель гордо вскарабкался на 39 страничку сего романа, - Я есть, ел и буду есть! Особенно я люблю землянику... или клубничную помаду на губах у Маши.
"И дотошного читателя тоже нет",- подумал профессор хихикая себе в усики
...
370 (135112) 2008-08-06 16:06
...и таки была, но уже просто была, хотя это уже была и не она, опали губы, как лепестки с увядающей розы, отпал нос, как перезревший огурец, сомкнулись веки, как смыкаются небеса в последнем предармагеддоновом кошмаре, померк хаос окружавший ее...
«Вас всех нет...- последняя мысль прошила остатки сознания,-
Я и только я кариатида Мира…, хотя и меня то..ж…е….»
Голова не устояла на ... губах и, упав, стремительно закатилась под диван, как говорится, в зад. Шо ни говори, но стоять на синюшних губах, да еще и говорить - дело хитрое, если не сказать мудреное.
Гурген, Гематоген и студенты с профессором - педонекрофилом как зачарованные наблюдали последнее явление привидения головы Маши, и после ее исчезновения, облегченно вздохнули и продолжили свое марионеточное действо на радость бекачитателям.
Из-под кровати вышла голова Маши. Синюшными губами она весело произнесла:
- А никуда я не ушла! Видишь, теперь нас уже трое. Моя голова, тело и ты... Мы делимся, милый...
Заглянувший в анатомичку профессор - некрофил, был удивлен увиденным, его фантазия не смогла бы такого нарисовать никогда... Он позавидовал этим мальчишкам, во полет, во размах, во потенциал. Театральные действия в анатомическом театре, буквально, и в главной роли обезглавленный труп! И ребята, как в кукольном театре, привязав, веревки, к рукам и ногам давно остывшей марионетке, с душой входят в образы остальных персонажей. И сюжетец закрутили, что надо, и собака тут, значит и зоофилы ко всему прочему, надо притихнуть и посмотреть...
Вслед за ним из шкафа вышел огромный черный пес-водолаз по кличке Гематоген, непрерывно не по собачьи мяукая и разбрасывая в стороны слюни. Глаза его были добрые и умные, а хвост скручен бубликом, что демонстрировало его нулевой интерес ко всяким там таблицам и языкам.
Из шкафа вышел мальенкий человечек. это был золотушный ребёнок. Звали его Гурген. У него были больши уши и маленький нос. Он хорошо говорил по французски и знал таблицу Пифагора.
Маша спала, уже вторую неделю. Её безмятежное лицо с приятным румянцем на почти детских щеках, как-то не вязалось с окружающим ее пространством. Вперившиеся на нее взгляды студентов-медиков, изучали пластику ее лица в анатомичке, на металлических холодных столах...
Шкрябанья она не почувствовала, потому, как тело оставалось в холодильной камере, и только отрезанная голова представляла интерес для изучения.
- Маша, Машенька, как жаль, что ты ушла...
