Вот тут, в этой больнице, за шаг до смерти, ты и поняла, что «выше всяких пеньюаров и кошек и всякого севра».
И я понял. Понял, что действительно наступила пора делать. Делать то, что должен и хочется, так как можно вдруг не успеть. Вот так и посылаются ночные смс друзьям, которые потом можно считать новыми вехами, витками, точками отсчёта. О том, что можно не успеть и поэтому – пора.
Вот так и понимаешь, что любишь и теперь уже точно – не понарошку. И что самое поразительное – это чувство приходит не в минуты счастья – не прекращающихся – по неделям, как запои – объятий, соития, сладострасти, а в момент, когда ты уже на грани отчаяния, когда уже почти не веришь, когда не получается, хотя и не до натуги пытаешься, сдержать слёзы, стоя и закуривая на балконе новой, кажущейся пока ещё столь хорошей, квартиры. Потому что думаешь о смерти и смерти – любимой.
И видишь, как близкий человек, которого ты так непродолжительно, но так интенсивно, знаешь, проходя через горнила, становится другим. Более мудрым, что ли. Высшим что ли. Уж точно выше пеньюаров.
И самые простые вещи перестают быть банальными. Никогда, дурак ты, природа – просто трава, просто весна, просто пение птиц – не будут банальными. И ты, обычно переполненная цинизмом, теперь так бесхитростно радуешься этим глоткам свежего воздуха. Ты, оказывается, так хочешь жить. И какими прекрасными оказываются эти нелепые сюрреальные прогулки – я катаю тебя на больничной коляске – тебя, закутанную в одеяло, в моей олимпийке и в маминой вязаной шапочке. И ты просишь дать свежих травинок. И божья коровка. И этот взгляд. И эти глаза. Которые становятся другими.
И письмо в реанимацию – уже в прошлом. Но оно точно останется в моём сердце. Я вспомнил Лилю 4-ever и фразу «…ты ещё не закончила». Поэтому нельзя умирать. Ты ещё не закончила. И я ещё не закончил.
И Антон – таинственный, очень странный, почти что неадекватный – долго разглядывая твою прекрасную фотографию на остановке, задавая жутковатые, как в тот момент кажется, вопросы – типа «не из-за неё ли ты бросил Чайку?», удручающе причмокивает и говорит, что «её могут забрать». А ты стоишь, набираешься, как будто в ответ на это, непонятно откуда берущейся вдруг колоссальной силы, смотришь прямо, упрямо, можно даже сказать – грозно как-то, ему в глаза и мысленно отвечаешь: «нет». И он в конце концов сдаётся, признав, что «будет-таки жить». Типа ладно-таки.
А ты хочешь этого настолько сильно, что понимаешь – даже тёмные силы должны отступить.
И внезапный Ревякин, врывающийся в голову в совершенно неподходящих местах с обрывком песни – «победить смерть незваную…» И столько в этом силы, духа, которые – не согнуть.
Изменяется мир внутри – и всё вокруг изменяется. И я уже предвижу, как мы выходим из этой больницы, взявшись за руки, и смело глядя жизни (и смерти, кстати, тоже) в глаза. Не боясь подымать глаза к солнцу.
P.S. Говорят, те, кто умирают на Пасху, попадают в рай
www.hiero.ru/Anna_edgar?gallery |
