Мы кружились в танце. Левой рукой я держал её за талию и смотрел в прекрасные, карие глаза, а она обвившись вокруг шеи, прижалась ко мне всем телом. Свободные руки наши, слились воедино, и я чувствовал теплоту её нежной кожи. Мы танцевали вальс. Шаг в сторону, шаг прямо… Церковный зал, что служил для нас сценой под открытым небом, был завален обломками деревянной крыши. Я и она в такт счёта переступали через обугленные, изуродованные куски дерева и бетона. Рас – два – три, рас – два – три… Счёт перебил лязг гусениц. Кажется, к нам подъехал танк. Солдаты, что скрывались вместе с нами, открыли огонь из винтовок и автоматов через естественные бойницы символа человеческой жалости.
- Не отвлекайся – сказала она, увидев мой взгляд.
Залпа не последовало. Значит, это была броне машина. Так ли это важно? Нас уже не спасти. Через минуту бой закипел со страшной силой. Я прижал её еще сильнее. Боже мой, она вся дрожит. Но танец продолжается, несмотря ни на что. Быстрый треск автомата и глубокий, одиночный выстрел винтовки, заменял нам оркестр. Я уже перестал считать, в этом не было необходимости. Крики умирающих, возгласы ещё живых. У всех у них стальные сердца, у кого-то немного тяжелее, у кого-то ещё нет.
Вот в небе послышался нарастающий вой, и ещё живые солдаты бросились на пол. Я снова начал считать, а она легким движением запрокинула голову назад. Случай… Как много в жизни от него зависит. Осколок прошёлся поперёк её головы, а меня, желая оставить на потом, даже не задел. Зал осыпало серой пылью, словно кто-то хотел скрыть все то, что здесь происходило. Я кружился в этой непроглядной пелене уже один. Танец человека и пустоты. Такой же выразительный и, как будто, живой.
Мне кажется, я снова слышу свист. Я считаю: рас- два –три, рас – два – три, рас – дв…. |