Крестины у Спаса. В купели — малышка.
Был инженером. Восстания вспышка.
Помотало, побило — но я же путейский,
К тому ж из мещан, говорок не еврейский…
Дядька в гости позвал, да на круглую дату.
Связку воблы несу: угожу супостату.
На звонок дверь открыла, представьте, она —
Нелечка?! Ангел! Подайте вина…
* * *
Кровью заблёвана чёрная лестница.
Меня упрекали: она твоя крестница!
Месили как тесто, но только ногами.
Им не понять то, что ангелы с нами.
Опасная бритва. Осел дядя Жора.
Я не дождался конца приговора.
Осколки зубов входят в чей-то кадык.
Дворник свистит. Из парадного — крик.
Врёшь, не возьмёшь! Вдоль забора, над Мойкой…
А всё начиналось банальной попойкой.
Встретились взглядами. Вышел курить.
Судьба натянула звенящую нить.
Губы кусала, я путался в юбках,
Но вдруг муж выходит с набитою трубкой.
Ошпаренной кошкой он юркнул в гостиную.
Ночь стала розовой, ноющей, длинною.
Нет сил. Дай прилягу на мёрзлую глину.
Саднит в груди, но авось не остыну.
Пена кровавая с треснувших губ.
В начале ты вскрикнула — в страсти я груб.
Порушили рёбра. Кровь на манишке.
А кто-то расскажет историю в книжке.
Лишь четверть часа я тонул в тебе, Нелли…
Хрустнул ледок. Окружили шинели.
«Наверно, блатной, из Лиговской малины», —
Фуражки чекистов, серьёзные мины. —
«Берём?» — «Сам издохнет. Петруха, айда!» —
Дрожит почему-то на небе звезда.
Петруха догнал уходящий наряд.
Лопатничек пухлый, и часики — рад!
Ещё за углом, вытер штык об обмотки,
И думал, шагая, о бабах и водке. |