Я, на самом деле, жуть какое деятельное создание. Вечно куда-то спешащее, постоянно мне что-то нужнее, чем всем остальным. Мне не сидится и не спится спокойно…Ой, то есть не сиделось и не спалось. Мне нужны были люди, много людей вокруг, их внимание и мое отражение в их глазах. Мне много чего было нужно, мне вообще было нужно все, максимум, которого нет, но я в него верила, верила беззаветно и страстно, как верят в самое прекрасное чудо на свете.
Куча идей жили в моей голове, ссорясь, друг с другом за право быть воплощенными в жизнь, целое сборище образов толпились в очереди, стараясь протолкнуться к выходу в свет в виде, если повезет, рифмованных строчек. Жизнь кипела во мне… Нет! Я сама была воплощением этой жизни, воплощением всего, что только могло бурно жить. Много как и много чего было, было, было…
Сублимация?
Или как там называется сексуальная энергия, воплощенная в иную? Может, и так, может, может, не может? Или я что-то плохо понимаю в сексологии…
Если мне не хочется двигаться и свет из окна меня тяготит и мне плевать на идеи и образы все тусклые и скучные, то что это? Что?
Секса стало больше, он стал качественнее, чем весь вместе взятый за всю мою прошедшую бурную жизнь. И я стала спокойной, тихой, скучно-мягкой.
Моя кошка, Шу, лежит на диване, прищурив один глаз, и чуть приоткрыв второй… У нее глаза цвета янтаря. У нее шерсть лосниться и чуть потрескивает когда ее гладишь. Она позволяет любоваться ею и принимает восторги как должное. Она – царица. И первый раз за два года моего с ней знакомства я ее не только поняла, я почувствовала ее. Эта странна тяга – быть кошкой, которой хорошо только от того, что есть еда и теплая постель.
Стихами трудно передать ощущение полного безразличия к тому, что вокруг кипит и пенится жизнь. Она чужая, эта жизнь, не моя. И так трудно жить. Выполняя свои прошлые обязательства. Такое чувство, что кто-то мой самый близкий умер, оставив мне все долги и теперь мне приходится, через силу и нехотя раздавать их. А я, всеми последними силами, пытаюсь увильнуть от этой постылой обязанности.
Не кажется ли, что и повествование стало чуть спокойнее и уже не бежит как бурный горный ручей по порогам, а тихо течет как спокойная равнинная река? Говорят, говорят, что я не усижу на месте… Все равно не усижу и все равно начну двигаться и бурлить, нестись вперед, буду жить и добиваться, жить бурно и добивать врагов, все силы вкладывая в последний удар… В самый последний и контрольный…
Пишу о врагах и зажило понемногу и забурлило… Погладила кошку, глянула ей в глаза и успокоилось…
О любви вроде сие повествование, ах да, о любви. Да, да, сейчас, вам же интересно.
А вот и она – самая-самая, в покое, в уверенности, в смелом ожидании завтрашнего, спокойного дня. В том, что мне режет глаза солнечный свет – ведь я неделями не бываю на улице. Любовь в том, что завтра будет тихое утро и не нужно никуда идти. Вот она, такая осязаемая, в тихом таком счастье, глупом-глупом….
Говорят, я начну снова жить как раньше, ведь во мне энергии больше, чем у всех реактивных двигателей…Врут они, врут… Просто не понимают, что это не нужно.
Ведь, бешено жить приходиться только тогда, когда ничего другого не остается и ничто другое не радует. Когда покой – наивысшая ценность, а достигается он только полным истощением…
Может, это похоже на дифирамбы? Нет! Не похоже… Как бы ни было мне хорошо, я готова в любой момент сорваться с тонкой серебряной цепочки, что чуть холодит мне шею, и рвануть вперед, без сожаления разрывая тоненькие звенья так тщательно сплетенные любовью, его любовью, ко мне… Мне не будет жаль, ведь если мне не понравиться покой, то есть еще и кипение моей той жизни, такое родное, такое знакомое… И я, как всегда эгоистично, выберу то, что мне сейчас по духу, не смотря на то, что серебряной цепочкой кто-то привязан за сердце… И пусть от моего порыва оно разлетится на кусочки – не моя в том забота, ведь впереди будет …. Будет…
- Я дико хочу курить…
- Кури..
- Так там осталась одна сигарета…
- Кури…
- Да? Точно? Можно? А ты?
- Кури…
Блять, любовь…. |
