Один мужик однажды решил ходить по дому голым, потому что он очень любил лето. На улице стояла вонючая зимняя минус3ная погода. Ему хотелось прожить свой день настоящим человеком, свободным и не скованным различными условностями, вроде одежды. Он разделся вечером, лег спать и уснул последним сном своей жизни, ведь завтра должна начаться еще одна, другая. Жопе стало непривычно, но приятно щекотно.
Следующий день было воскресенье и мужику никуда не надо было идти, потому что по восресеньям он не работал. Он проснулся под музыку и светлое, но пасмурное небо. Яйца, которые почти всю ночь пролежали в одном положении, прилипли к ноге, и мужику сначало показалось, что он обосрался. Он просунул руку между ног, но с радостью для себя обнаружил, в чем дело: это просто яйца, прилипшие к ноге.
Что он решил делать? - а ничего он не решил. Он совсем не знал, что делать, хотелось, чтобы этот день стал особенным, чем-то выделяющимся. Ему ничего лучше не пришло в голову, как пойти посрать (давно хотелось).
Пол под ногами был холодным, но не слишком и еще он был липким в одном месте, потому что за день до того мужик споткнулся в темном корридоре и разлил половину чая, который нес в комнату. Тапочки он решил не одевать, потому что они тоже были липкие. Вдобавок ему хотелось почувствовать себя первобытным человеком, которому не нужна одежда и чьи движения так совершенны и бесшумны. Голый мужик на цыпочках прокрался, ничего не задев по пути, и отправился прямо в туалетную комнату.
Он тихо напевал вальс «На Сопках Манчжурии». Это был его любимый, но так как памяти не было совсем, он пел текст про оленя, который зацепился жопой за пень и про медведя, который учил зайца пердеть. Выводил очень старательно каждую ноту. Голому мужику казалось, что он очень хорошо и красиво поет, но по-настоящему это было не совсем так. Пел он как беременная кошка, только немного побасистей и чувственней. ...Я-я-яйца свои-и-и он по-ве -(здесь он сделала красивую паузу)- сил на сук... во-о-о-о-т и не сп-и-и-и-т (голос замер) б-а-а-рсук...
Ловким движением тела мужик открыл дверь в туалетную комнату, также ловко включил свет. После этого он остановился. «Как замечательно - мне даже не надо снимать штаны. Я просто пришел посрать и без всяких приготовлений сел посрать». Он аккуратно, но потом рывком сел, потому что попе было холодно садиться на стульчак. Первый Холодовой шок прошел, и мужик расслабился, но ненадолго. В следующую секунду ему пришлось отскочить, чтобы вода в унитазе, выведенная из состояния покоя упавшей сверху какашкой, не оббрызгала его задницу. Конечно, ничего как всегда не вышло. Вода все равно брызнула в разные стороны, и какашка вдобавок криво упала. Мужик сильно расстроился сначала, но потом подумал о своей независимости и решил все так и оставить, только нажал на кнопочку спуска и побрызгал освежителем. С ёлочкой.
Какое-то особенное волнение было сейчас в его сердце, и он чувствовал, что что-то особенное и очень замечательное должно было в тот день случиться. Он мечтательно постоял перед сине-зеленым прямоугольником, наслаждаясь красотой угасающего лета, и почувствовал холодок в груди, приятный, заставляющий вздрогнуть, как от игривой щекотки маленькой дочки.
Он стал думать о том, какие красивые щеки были бы у его дочери, если бы она у него была. Он закурил, понеудобней сел на табуретку с книгой и стал тренироваться изображать такие лица и жесты, о которых говорилось в книге. Он очень любил этим заниматься. Например, "примиряющий взгляд" вышел довольно неплохо, отлично получилось сказать "кротким, искательным голосом" "Хосе!..", но вот "глубокая и печальная нежность, какая бывает во взгляде быка" больше походила на что-то среднее между "печальным" и "безразличным". И Ни на какого быка голый мужик в смешном отражении в металлическом чайнике не был конечно похож.
Мужику надоели сложные перевоплощения и он пернул. Протяяжненько так. При этом он, задумчиво и тихо улыбаясь, хохотнул. И опять пернул. "Я сегодня что-то разошелся" - сказал он себе по-дружески, словно хлопая себя по плечу и называя "стариной". Он надел шарф и желтую шляпу и пошел на улицу. У голого мужика от рождения было такое острое зрение, что он мог видеть планеты и звезды даже днем, и даже четко для себя представлять мог, на каком расстоянии от него находится то или иное небесное тело. Вся галактика представлялась его глазу подобно трехмерной модели, и очень часто это было так красиво, что он сожалел, о том, что он – не Бог, и не может своими руками нежно и ласково потрогать маленькую, но такую близкую и красивую, так похожую ну его несуществующую дочь, Венеру, или, провести подушечками пальцев по шершавым кругам Сатурна, едва их касаясь. Он способен был видеть то, что созвездия находятся друг от друга на очень большом расстоянии, и действительно представляют собой скопления звезд. Но также он видел и то, что очертания созвездия, как такового, являются такими, какими мы их привыкли видеть, только с одной точки обзора. Но он был способен видеть созвездия со всех сторон, такая у него была сильная острота зрения и воображения.
И тогда он очень-очень быстро побежал по сырому мшистому парку к реке Оредеж ловить рыбу на мертвеца. По пути он нашел кусочек дохлой рыбы и прикрепил его веревочкой к своему пальцу. Потом он определил направление течения (на всякий случай) и погрузил палец в водяной поток. Над ним летели чайки, и он стал разглядывать трещинки на их лапках. Им было отмечено, что практически на всех лапках чаек были морщинки и трещинки. В животе заурчало призывно, но обиженно. Он увидел плывущего в своем пузыре водяного паука, быстро его схватил за брюшко, вытер платочком (он носил его в отвороте своей шляпы) и стал посасывать. Закончив, он опять взял в руки паучка и разжевал его своими зубами. Потом он так сочно разродился, что маленькие клейкие листочки, покрытые росой, посбрасывали на землю свои маленькие капельки, а лисичка-лесная сестричка прибежала из своего пахучего леса посмотреть, что случилось. Они сели рядышком и стали смотреть на кофесмолокомную, незаметно текущую речку.
Чуть попозже голый мужик поблагодарил лисичку-лесную сестричку за компанию и, побрызгав на воняющий дохлой рыбой палец своей фирменной Дольчегаббаной в изящном флаконе, спокойно пошел куда-то, но точно не кататься на гигантском колесе в парке аттракционов. А просто пошел. Безо всякого подтекста. Он любил то, что видел и не думал о том, чт'о он не успел сделать за свой день. Ведь он у каждого один, и у каждого свой. Он наоборот думал о том, что он еще не забыл вонь и темноту зимы, что он видел начало жизни в лесу, что чувствовал прохладу красивого лета и что сейчас, когда его день дышал старческим мудрым осенним спокойствием, он делает все правильно, что сейчас он проводит свой день, как следует человеку, чья душа в конце исчезнет в одном месте и снова появится, но уже совсем в другом, для того чтобы подарить любовь и почувствовать ее красоту.
И тогда голый мужик, словно вспомнив что-то важное, встал на свои голые колени, приложил свои голые ладони к земной сырости и прикоснулся своими голыми губами к красивой земной щеке, почувствовав на вкус минералы ее слез. Потому что его мать умирала без любви и плакала тихо и печально, тоскливо шумя вершинами и потихоньку всхлипывая своими недрами, рождая этим землетрясения и ураганы, разрушительные и страшные, убивая себя саму, понимая свою ненужность и забытость. Нет, она нникому не мстила, она просто горько плакала, чувствуя конец. Голый мужик знал о этом и, целуя Землю, постарался вложить в свой поцелуй всю нежность и любовь, которая в нем была. И когда его мать почувствовала на себе его поцелуй, к ней пришло знание, о том, что этот голый человек в шарфе и глупой желтой шляпе – единственный, кто хотел бы о ней заботиться, кто не думал о своей независимости и успехе, кто любил ее просто потому что она есть, так сильно, как никто никогда не любил никого.
Голый мужик поднялся на ноги и перданул в тишину ветра. И умер, потому что день его закончился и он успел сделать за свой день все, ради чего стоило жить, просыпаться в тот его день. Ведь уже снова наступала зима и он снова лег спать, еще не придумав, как проведет свой следующий день. И ему приснилась его красивая, как ангел, дочь. |
