Серёга тяжело вздохнул. Вздохнул и я. Через минуту мы одновременно закурили, мрачно глядя себе под ноги. Хоть и знали мы, что наверняка избежали неприятностей,
на душе всё же было тяжко.
- Нет, ты вспомни! Ну хоть раз мы отказывались? Почему мы должны всегда его понимать, а он нас нет?" - Серёга пытался изобразить крайнее возмущение. Я энергично поддакнул, но получилось как-то фальшиво.
-Он вообще , просто морда ненасытная. А мы лохи. И вечно виноватые. Всё! Баста! Пусть хоть вешается! Я решительно сплюнул и затоптал сигарету.
-Разгалделись тут! Счас задницы понапорю! - приятель шугнул ни в чём неповинных мальчишек, таскающих машинки возле скамейки. И снова повисла тишина.
-Ладно, я пошёл! Серёга поднялся и отправился к подъезду.
Дома я включил телевизор и попытался сосредоточиться на новостях. Но видел только сгорбленную спину уходящего ХОмича.
Хомич в нашей троице ещё со школы занимал особое место. Он бых невысокий и пухлый, незлой и с двумя по заячьи крупными передними зубами. Этакий хомячок. Потому и стал ХОмичем.
Если наши увлечения менялись, как картинки на экране, то у ХОмича была одна единственная страсть: люки. Едва завидев какой-нибудь люк, Хомич полностью терял рассудок и устремлялся его вычистить и посмотреть, какой он. ХОмич был коллекционером. Самым настоящим, страстным и агрессивным. Если у него не было такого люка, он переставал есть и спать, на уроках душевно отсутствовал и был в полной отключке. И ныл. Нудно и настойчиво, и в тиши классов, и на остановке, и по телефону, пока мы не соглашались помочь выковырять находку и не перли её через весь город к его дому.
И почти всегда если не получали по шеЯм от прохожих, то делали кросс по заборам и сараям от милиции, которая усердно объезжала кварталы, выискивая преполагаемые выходы нашей троицы на улицу.
Когда возникла эта страсть, вспомнить невозможно, но отдельные моменты врезались в память, как живые голограммы. Как сейчас помню: зима, на тропинке среди метровых сугробов чернеет протаявший люк колодца. Мы вытаскиваем его и согнувшись, с остановками, тащим чёртов кусок чугуна, а ХОмич бегает вокруг и что-то восторженно талдычит о прелестях железяки.
-Ты дурак, - сквозь зубы цедит Серёга,- Нас по следам найдут, на снегу сразу видно, куда потащили. Мы завернули за спасительный угол, где начинались гаражи и сараи.
-Вы отдохните, я счас! - Хомич быстро отправился назад.
Мы присели на поленицу. Для первоклашек люк был просто непомерно тяжёл. Я предложил сходить за санками. Но тут вернулся Хомич и сразу встал на дыбы. Пока ходим, люк сопрут или ещё что. И вообще, скоро мать пойдёт со смены, надо спешить. Люк мы допёрли, он занял своё место в огромном сарае, вылизанном до блеска и посыпанным просеянным песком среди пары десятков своих собратьев. А мы зарядились попить чай с рябиновым вареньем, якобы спасающем от всех простуд.
-Что-то мамки долго нет,- Хомич заёрзал на табуретке.Пойду встречу. Тогда мы не считали зазорным встретить матерей и помочь донести авоськи. Наши родители ушли во вторую смену, поэтому мы отправились вместе с Хомичем. Вот и знакомый угол, тропка среди сугробов...
-Мамка! Стой, мамка, не ходи! - Хомич сломя голову кинулся вперёд. Его мать, неловко ступая по скользкой тропке, нагруженная сумками и бидоном с молоком, находилась как раз в центре этой дорожки, где был утащенный нами люк. Мы не понимали рвения Хомича, колодец нельзя было не заметить. И вдруг обнаружили, что колодца не видно! Пока мы отдыхали, Хомич прикрыл его куском картона от высившийся возле какого-то склада пирамиды коробок и припорошил снегом.
Мать Хомича удивлённо подняла голову, сделала шаг и неловко повалилась набок. Покатился разлившийся бидон, посыпались на снег огненные апельсины...
Мать увезли на скорой, перелом был какой-то коварный и болезненный, ходить она не могла месяца четыре. Хомич весь вечер выл и плакал :- "Мамка, прости-и-и!"
Урок впрок не пошёл.Сколько потом ещё было неприятностей, уже и не упомнишь. Но Хомич не сдавался. И вот теперь вновь он что-то нашёл с твёрдым намерением завладеть или погибнуть. Наш решительный отказ помочь сразил его напрочь. Он, спотыкаясь, ушёл. Но и мы с Серёгой сами были убиты своим отказом.
Продолжение следует. |