Алексей, 2005-09-04: Год лошади. часть 1Год лошади
часть 1.
Большие белые, синие, зеленые звезды. Свет от них прозрачен, он не освещает, он выхватывает фрагменты, причудливо разделяя ночь и не ночь. Ставя акценты. На склоне некогда могущественного и грозного вулкана не видно ни одного огонька, ни малейшего движения. Казалось
что само время вморожено в черную лаву, покрывавшую склоны. Ни одна травинка не один маленький штрих, бушующий вокруг жизни не в состоянии пройти за предел черного матового стекла полей заснувшей лавы окружающей купол спящего вулкана. В маленьком курортном городке у подножья слышен лай собак
веселая местная музыка яркие вспышки дискотек и разноязыкая речь туристов, сливающаяся в многоголосый хорал. Это песнь, состоящая из счастливой безмятежности света и слегка опьяненного местным колоритом счастья быстротечного мимолетного и безумного как все в этом мире. Легкий ветер, внося хоть какое то многообразие в сей унылый и по существу своему мертвый пейзаж проносится, взвив не видимый в ночи маленький султанчик пыли, уносится в края, чтобы успокоится и стать ничем. На далекой часовне местного святого бьют часы полночь. Резкий порыв ледяного ветра бьет в темную вершину и уносится прочь. Огни и звуки блекнут и, становясь, прозрачными и далекими уходят, в вечность и только тишина, и бездна вечности окружают вершину в её немой неприступности и величии. Ночь молчаливый единственный свидетель охватывает все, вокруг становясь единственной музыкой и нет, не прошлого не будущего есть только миг прекрасный и упоительный. Август.
Пора падающих звезд. Об утлою пристань бьются волны. Старик с лицом сморщенным и темным крепит к причалу лодку. Внук мальчишка лет пяти, помогает ему. Похолодало.
Пряные запахи моря и дерева настолько пронзительны и естественны, что убери их и всё существование превратится в плоскую лубочную картинку. Ну, вот снасти убраны в сарай. Лодка зачалена к ночи, и двое старый и малый идут в дом. Свечи. Много свечей. Старик их делает сам, так как подсказывает ему его родовая память из льняной нити и воска. Местные пчеловоды люди недоверчивые и обидчивые встречают его чужака на удивление добро и трепетно. Разговор о погоде, о новостях. И свет, греющий душу и несущий надежду. Да не в себе, да не похожий на обывателей, но есть в нем нечто такое, что переворачивает устоявшийся житейский мир и дарит надежду на то, что сделай шаг, и увидишь себя сирого и унылого и увидишь свет и стоит жить в этом мире. И душа рвется, и слезы чужого горя омоют душу, счастливейший порыв перевернет тебя и стоит жить и творить и терпеть и мучится, и все беды уходят, через слезы все понимания все прощения душа очистится, и чтобы не случилось, жив ты и в впереди вечность.
Внук стелет лежанку. Дед готовит нехитрый ужин рыба да кукуруза, варенная в початках. И за ужином при сете свечей в неимоверном смешении запахов внук со свойственной детям простотой пытая деда спрашал : «Дед, а вот мама моя не верит не кому и не чему. Почему она меня отправила к тебе далеко и поверила тебе? И дед, потеребив,
небритый подбородок свой сказал: «Слушай внучек сказку коль смысл схватишь дорога тебе а коль нет, не обессудь, значит, время не пришло.»
Пропустим сказку старика, каждый волен вставить свою жизненную историю о не свершившихся надеждах и мечтах, а мы вернемся на склоны Везувия, где собственно и разворачивается сюжет нашего повествования. И так около полуночи. Август. Падающие звезды.
В черном бархатном , бездонном небе родился звук. Как будто кто-то ударил в древний серебренный и огромный колокол. Звук рос, заполняя засыпающий мир и вдруг на самой высокой ноте он оборвался и в тишине из немого темного и оглушительно пронзительного момента небытия разорвался, вспенился и превратился в шипящую комету с рыжим дымным хвостом и ударила она в склон и взрыв потряс до основания конус вулкана и стихло все и только отдаленный лай собак, постепенно смолкая, отдалился растаяв. Спит городок, гаснут огни. Теплый ветер. Тишина.
В то место, куда ударил посланник других миров и времен пошла трещина и звук от лопающейся лавы тонкий печальный и прозрачный говорил, настало время, грядут перемены, жди окружающий мир и трепещи. Трещина ширилась и росла, достигнув размера небольшого оврага и казалось в своем движение она не остановится не перед чем пока не превратит этот вулкан, а затем и весь мир в осколки и, кроша его до атомов уйдет туда, откуда пришла. Склоны оврага, истекая песком и осколками лавы обнажили древний портал одного из храмов стоящий с незапамятных времен на склонах, трещина уперлась в его основание и остановилась как будто бы ей и не надо большего, стихия замерла, как будто кто-то сказал, стой и стихия, подчинившись, замерла.
Огромные белоснежные статуи полукольцом сходились к входу в храмовые покои. Полулюди полулошади замершие в немом порыве бежать вперед сила мощь порыв в немом ржании разинутые рты и удаль, воплощающая вечное движение и не страха ни упрека, а только бег, бег как сознание своей свободы далекой от мелких людских страстей. И не время, не пространство ни есть приграда вечность вот цель, к которой сквозь страдание в вечном беге стремление одно.
На святящемся бледно зеленом светом возвышение стоял жрец. Пришло его время. Август пора падающих звезд. Знак стрельца был в этот час огненным и всяк дерзнувший родится, в сей миг, стаял на грани между добром и злом. Мог видеть суть вещей во времени и пространстве. Все человеческое было бы ему не чуждо, и лишь выбор, дарованный ему при рождение определит, кем ему быть: гением или злодеем, святым или диктатором, добрым и мягким человеком или мелочной склочной натурой. Жрец медлил и ждал. Луна большая и красная уходила к горизонту и вот тихое ржание, и далекий топот начали постепенно заполнять все вокруг. Казалось, табун лошадей огромной лавиной накрывает все вокруг, и нет просвета в самом ночном воздухе от плотного ржания и топота. И вот в неясном свете огромной луны на лестницу перед жрецом вышли четыре кентавра четыре носителя стихий: Огня Воды Земли и Воздуха.
Я призвал Вас, для того чтобы поднести родившемуся на пересечение звездных путей младенцу наши дары, дабы не пропал этот мир, и продолжилось вечное движение к свободе. Если же презрев порядок вещей младенец сей использует подношение наше во зло миру сему бродить ему душой неприкаеный во веки веков.
Продолжение возможно следует, а может и нет. |
Правила
+2 | Шедевр! Одно из лучшего здесь! |
+1 | Понравилось |
+0.5 | Что-то есть |
0 | Никак |
-0.5 | Хуже чем никак |
-1 | Отстой |
-2 | Пиздец, уберите эту хуйню с Тепловоза! |
|
! Голосование доступно только авторизованным пользователям |
|
|