Ночи стали заметно прохладнее, все-таки август.
Тина стояла на балконе и вдыхала горький сигаретный дым. Ее глаза уже устали от постоянного напряжения, с которым она вглядывалась в темноту, надеясь увидеть свет фар, такой родной и такой остро-режущий… Тина глубоко вздохнула и вернулась в комнату, затем прошла на кухню, не включая света, села у окна, и бесконечные минуты ожидания потянулись снова. Время отказывалось двигаться быстрее, тело отказывалось расслабиться, сердце отказывалось успокаиваться, а глаза давно уже отказались плакать. Но она сидела и вспоминала снова и снова…
Когда она приехала, выяснилось, что муж купил иномарку, красивую, черную, блестящую, с огромной наклейкой на капоте в виде пламени: «Для тебя, дорогая, ты больше не будешь ходить пешком за продуктами…». Но с тех пор машину Тина видела редко – Ниссанчик был призван служить ее мужу и его неожиданно появившимся новым друзьям. Так странно: раньше он не любил рыбалок, теперь пропадал все свободные от работы ночи, приезжал с утра, нежно целовал в ушко, вручал пакетик с рыбой, а потом до обеда мучился с похмелья. Тина улыбалась, подносила ему горячего бульончика, укутывала любимого в плед и закрывала от дочки дверь в комнату: «Папа отдыхает». Свекровь удивлялась, а потом вздыхала и говорила: «Молодец ты, Тинка! Это я, дура молодая была: чуть что – такой скандал закатывала… Хорошо ему с тобой, долго жить вместе будете»…
А еще у него появилось много новых друзей, которых Тина никогда не видела: они все время звонили по телефону, спрашивали Павлуху, а после разговора у Паши появлялись срочные неотложные дела. Раньше для Тины было в диковинку, что у некоторых мужья собираются компаниями на мальчишники, попить пива, покопаться в машинах, поговорить за жизнь – раньше у них с Пашей все друзья были общие, в основном, семейные, по праздникам собирались вместе, и по комнатам носилась ватага разновозрастных детишек. Тина пыталась понять мужа, не лезла с выяснением отношений, не дулась – она пока просто удивлялась. Особенно сильно она удивилась, когда на следующий день после того, как Павел отвозил ребят в соседний городок по делам, нашла на заднем сиденье маленькую женскую заколку. Нехорошие мысли полезли в голову, но любимый объяснил: выпала у кого-то из парней из кармана, дочке вез. А назавтра стояла жара, все уезжали за город, к воде. А Паше было просто необходимо помочь другу отремонтировать его старенькие Жигули. Намаявшись от жары, Тина с дочкой вышла вечером во двор, к подъехавшему Паше они мигом влезли в салон. И тут Тина почувствовала, что сиденье и спинка влажные, будто кто-то ехал здесь в купальнике. «Что за мысли у тебя в голове?! Это Мишка пиво пролил…» Она уже не слышала его, голова закружилась, стало невыносимо обидно… Она молча вышла из машины, повернулась и ушла в подъезд… В тот день еще были слезы, были они потом еще и еще…
И вот сейчас Тина сидела и понимала, что слезы кончились, их уже совсем не было. Стрелки встретились друг с другом на цифре «2», ей показалось, что она услышала этот звук – тоненькое «дзинь» их соприкосновения. Тина снова вышла на балкон и прикурила сигарету. И вдруг она оторвала взгляд от поворота дороги и глянула вниз, в глазах приятно потемнело, а в груди появилось тепло. «Вот, что мне нужно: раз – и все, никаких проблем, 8-й этаж, должно быть получится сразу. И тогда будет уже не больно. Лучше один раз – и все». Тина подошла к зеркалу, причесала волосы, подвела глаза, удовлетворенно расправила складочки на белоснежной сорочке. Она определенно нравилась себе, сегодня она себе нравилась, а этого чувства она не испытывала очень давно. Тина медленно, как бы проплывая, дошла до балкона и потянула дверь на себя. Снизу послышался лай собак. Собак она боялась. В полном ступоре Тина развернулась и прошла на кухню. «Я такая красивая, а вдруг упаду на собаку, а она покусает меня, расцарапает лицо и порвет сорочку». Она всегда была умной и сильной женщиной, а тут мысли путались, становились беспорядочными, какими-то детскими. Тина села у окна и приготовилась ждать. Только она забыла, чего она хотела ждать. Ей вдруг стало смешно. Настолько смешно, что она залилась громким заливистым смехом, забыв о том, что на дворе ночь, что в квартирах картонные стены, а в комнате тихо спит дочка… Забыв о том, что любимого мужа опять нет дома… Прекратила она смеяться также внезапно, как и начала, просто остановилась, как перед обрывом, затем резко встала, подошла к зеркалу, вновь взяла расческу и принялась расчесывать свои волосы: «Нет, все-таки я такая красивая!». Потом также резко отошла от зеркала, вошла в ванную, вставила пробку в сливное отверстие и пустила горячую воду… Сходила на кухню и принесла нож…
Внезапно больное воображение нарисовало яркую картинку: свет фонарей, скрежет металла и черный «Ниссан» в огне, в настоящем огне…. Гримаса ужаса перекосила лицо Тины, без того уставшее от резкой изменчивости мимики своей хозяйки. «Боже, а если с ним и правда что-то случилось… Если он никогда больше не вернется?» Голова закружилась, перед глазами проносились лица родных, друзей, картинки из прошлого: вот она плачет в детском саду, разбив коленку… вот ей повязывают на шею пионерский галстук, и она торжественно произносит клятву возле памятника… ей 15, первый робкий поцелуй в темной комнате… выпускной, мама плачет в первом ряду… мама… мамочка… день свадьбы, море радости… роддом, ей кладут на грудь маленький комочек ее счастья… доченька… «Господи, что я делаю-то! Доченька, солнышко моё!» Тина села на кровать к дочери и принялась гладить белокурые кудряшки, целовать худенькие плечики. «А если бы она утром встала, стала бы искать маму… Какая же я дура!»
В дверном замке повернулся ключ, Тина вышла в коридор. Он был смущен: «Дорогая, я сломался по дороге, ты знаешь…» Она не знала. Она вдохнула терпкий запах секса, исходящий от мужа, рука непроизвольно поднялась и влепила ему пощечину. Громкий шлепок будто бы взорвал тишину, которая окутала эту квартиру на несколько долгих, мучительно тянущихся часов… Тина прислонилась к стене спиной и начала медленно сползать по ней, плечи ее затряслись. «Милая, что с тобой? Ты неправильно все понимаешь! Я ведь только тебя одну люблю! Милая!»… У нее наконец-то появились слезы. Тина плакала. Ей было не жаль себя, не обидно и не горько. Она очень устала, устала чувствовать. Тина просто радовалась тому, что не смогла сделать этой ночью, тому, чего не произошло… |
