Толян сидел на капоте шестисотого мерина возле поста дорожной полиции, что на границе Калифорнии и Техаса и, прикалываясь про себя, разглядывал полицаев. Во рту дымилась контрабандная «Прима». Он только позавчера прилетел из России – всё американское для него было экзотикой. Дядя Крот сделал ему «Грин Кард», а дядя Топор снабдил лавьём. Сейчас Толе предстояло показать, на что он был способен – то есть оправдать доверие, возложенное на него, салагу, авторитетами. Запищал мобильник. Толик вынул трубу – звонил Крот, из Техаса наверное.
«Алё, дядя Крот, это ты? Хай! Как житуха? А я…», — начал было Толя.
«А ты у меня щас допиздишься, племянничек», - зловеще прохрипел мобильник, - «ещё раз услышу в прямом эфире кликухи, явки, пассворды – уши отрежу нахуй!»
«А?»
«Хуй на!»
Толика пробрал озноб, хотя погода стояла жаркая, +35 по Цельсию в тени. Дядя Крот мог ведь запросто отрезать и уши и яйца и голову, особенно когда у него клинило башню. Поспешно нажав «отбой», Толик выплюнул чинарик на стерильный, вымытый импортным американским шампунем асфальт. Подумал, и заменил контакт «Crot» на контакт «Bobyor». Затем набрал абонента «Bobyor»:
— Типа это… Чего звонил?
— Я не вкурил, пацан, ты чё там — дрочишь что ли?
— Не, сигнала жду…
— Смотри, дождёсся!
— Жду.
— Короче стволы проверил?
— Всё пучком – калаши, гранаты, мухи…
— Смотри, тут тебе не на даче у дедушки под Питером. Всё всерьёз.
— Да не переживай, местные полицаи – лохи те ещё, я таких придурков больше нигде не видел. Их любой дух сделает, не то что такие бойцы как мы!
— А ты не пизди раньше времени, ты ващще тут в Штатах без году неделя, а уже припух как я посмотрю…
Толя хотел было обидеться, но затем передумал. На обиженных воду возят. А возить воду в его планы не входило.
Тут ему показалось, что голос Крота доносится не совсем из трубы, а откуда-то сзади. Страшная догадка осенила его. Медленно повернулся. Так и есть – возле Мерса стоял Крот и ухмыляясь смотрел на Толю. «Ну, чего вылупился? Хуёво, что ли?», — осведомился Крот, пряча мобильник в карман. «Крот? А я… А мне казалось, что ты в Техасе…», — пробормотал растерянный Толик. «Ширинку застегни. И вынь руки из карманов, ты чё – дрочер что ли?», — Крот резким движением открыл багажник, начал ковыряться. Неподалёку притормозил чёрный Бумер, оттуда вылез Топор в чёрном спортивном костюме «Adidas», и направился к ним: «Всё нормально, Костян на подходе, можно начинать». Из Бумера вылезли ещё двое бойцов с Мурманска – Толик знал их по совместным делам в Москве и Питере, они мотались сперва с группой Пашки-Обреза, а когда того завалили – связались с Мишкой-Хирургом. Вместе валили тихвинских, усмиряли нижненовгородских и тамбовских отморозков. Пацаны подошли к багажнику и начали разбирать стволы. «Гляньте, Дмитрий, чё я приготовил!», — сказал Кроту Аркадий Топор, открывая багажник Бэхи. Оттуда показался ствол пулемёта ДШК на станине, выдвигающийся из багажника на специальных салазках.
— Это мне Михалыч с Детройта смастерил такую приспособу, механик с золотыми руками ниибацца. Можно прямо из салона стрелять, электронное наведение, радар, все навороты…
— Круто! Михалыч хуйню не предложит.
— Щас покажу, только разверну задом к ментовской бытовке…
— Давай.
Топор сел за руль и лихо развернул тачку. Тут Крот заметил приближающегося копа, который на ходу что-то жевал и одновременно говорил в рацию по-английски. Вытащил из багажника новенький АКСУ с надетым на ствол презервативом, и демонстративно передёрнул затвор, а две «смотки» по 60 патронов сунул в карманы штанов. Затем достал четыре «лимонки», обтёр смазку и рассовал по карманам. Полицай нерешительно остановился метрах в десяти. «Всё нормально, у нас есть разрешение», — сказал ему Крот. «What?», - переспросил коп. «Во долбоёб!», - удивился Крот, — «Ты чё, отморозок, по-русски ващще не петришь? Ну ты и дурак, честное слово! We have a permit on transport of this weapon through point. You understand?». Полицейский недоверчиво посмотрел сперва на Крота, затем на ствол ДШК, торчащий из багажника Бэхи (Топор подмигнул ему по-свойски, а затем — Кроту) и вновь принялся что-то говорить в рацию скороговоркой. По-английски. Крот резко прицелился в него из автомата и крикнул: «Тра-та-та-та!», — и от души рассмеялся, увидев, как у полицая вытянулось рыло и подкосились ноги. Он лениво подошёл к нему, взял рацию и сказал в микрофон (по-английски): «Shorter! I am russian bandit Сrot! I have much hostages - a children, women, oldsters. You do not move and they do not damage! I want nobody any harm to do! This is a business only!» Затем c размаху швырнул рацию об асфальт. Вынул из рукава «оборотень» и ловким движением отрезал копу ухо, сунул трофей в нагрудный карман. Коп начал орать, одной рукой зажимая рану, а второй пытаясь расстегнуть кобуру. «Ты чё, охуел? Хуйли ты орёшь, пидор?», — Крот рассвирипел и по самую рукоять вонзил нож в горло поганому полицаю.
Тем временем на посту уже началась суета. Полицейские с карабинами и помповыми ружьями выбегали из будки и забегали обратно, прятались за машинами, ложились на землю, меняли позиции. Полюбовавшись некотрое время бесплатным шоу, Крот скомандовал: «Огонь». Заработал ДШК. Толян шмальнул из «мухи». Ребята пристреливались из подствольников. Минут через десять всё было кончено. Топор связался с Костиком, и вскоре на горизонте показалась большая 40-тонная фура, доверху набитая первосортным герычем, автоматами, патронами для пацанов из Лос-Анджелеса и Чикаго. Крот сел на заднее сиденье Бэхи, Топор – за руль. Радость от удачной акции переполняла сердца.
— Помнишь, Крот, как мы тогда тихвинских-то замесили, гы-гы-гы!
— Ага, придурки те ещё! Один этот, толстый со «Шмайссером» чего стоил!
— Партизан, ёбаный в рот, гы-гы!
— Придурок-придурок, а Вальку с Серым завалить успел, вечная им память…
— А хуйли ему – толстый, уёбок! Я шесть пуль в него всадил – хоть бы хны! Стоит и поливает, сука, из «Шмайссера», где он только его откопал?
— Кстати, «Шмайссер» неправильно называть. Правильно MP-40. Инженер Шмайсер там вообще был не при хую.
— А мне похуй – хоть 40 хоть 400.
— 400 не бывает. После MP-40 уже MP-44 пошли – штурмовые винтовки.
— Нда… А я ведь ему уши тогда отрезал… Трофей типа.
— Жирдяю тому? Вот делать нехуй. Ты их чё, солишь что ли, уши-то?
— Ну да. Я ж с Перми, у нас даже малые пацаны уши солить умеют…
— А у нас их сушат на память, а потом на верёвочку нанизывают – и на шею вешают, как амулет.
— Ну вы отморозки известные – надо ж такое придумать! Уши сушить!
— Бля, кто бы говорил! Солить уши – это ж пиздец ёбаный в рот какое извращение!
— А чё ты всё время материшься?
— А тебя ебёт? Нравится, вот и матерюсь!
— А мне вот не нравится, когда матерятся.
— А мне не нравится, когда пиздят много!
— Вот и не пизди!
— Да пшёл ты нахуй! Не умеешь с людьми разговаривать – иди бля с шестёрками пизди.
Пацаны насупились.
Немного помолчав, Крот сказал примирительно: «Да ладно тебе – я ж не со зла матерюсь, а для связки. Чтоб речь была более богатая, насыщенная и содержательная. Понимаешь? От души так сказать».
Крот вспомнил далёкое детство. Начало восьмидесятых. Хутор Краснояровский. Ему уже 12 лет, взрослый мальчик. Солнце палит нещадно, со степи веет горячий ветерок, колышется ковыль, конопля. Они с батькой стоят на огороде, батя держит за рога пойманного с поличным соседского козла – тот нагло проник сквозь дыру в заборе и точил картофельную ботву. Дима сжимает в руке зазубренную дедовскую шашку, кое-где изъеденную ржавчиной. «Ну давай, сынок, покарай этого козла ебучего!», - призывает батя, и отпускает козла. Взмах, удар – и отрубленная голова падает в рыхлый чернозём. Туловище содрогается в конвульсиях, фонтанирует кровь. Дима ошарашенно смотрит на содеянное, рука разжалась и шашка выпала из рук. «Как? Неужели это я? Убил? Нет! Не хочу! Верните всё назад!» - слёзы навернулись и покатились по щекам. «Ты чего, э!», - батька недоумённо смотрит на сына, - «Ты чего, плачешь что ли? Ты это брось, слышь? Ты чего, не казак что ли? Казаки не плачут никогда! Плачут одни только бабы, понял? Ты казак или нет? А?». «Казак», - всхлипывая, признаётся Дима. «Ну раз казак – прекрати хныкать и подбери шашку! С этой шашкой прадед твой в бой ходил, потом дед. Помнишь деда? Как он на коленях нянчил тебя, сказки рассказывал? Чичер-Бачер ездил за Чир… А?». Дима удивится разительной перемене, произошедшей с отцом. Только что батька бухал с дядей Геной, еле на ногах держался – а сейчас на тебе — стоит ровно, речь уверенная, словно бы ни в одном глазу. Он вытер слёзы, подобрал шашку. «Да, я тоже казак!», - сказал он. «Ну пошли, посмотрим, что ты за казак», - батька повёл его к свинарнику, где обитал здоровый боров Борька. «Зарубишь свина – тогда поверю!». «Ты чего, папа, это ж Борька, я его с рук кормил, когда он ещё поросёнком был», - слёзы опять навернулись и ком подступил к горлу. «Ну и что?», — ответил отец, положив ладонь ему на голову, — «Я ведь, сынок, тоже кормил! Мне ещё больше его жалко. Но если б дед сказал – я бы не раздумывая убил! Потому что я казак, а казаки батьков должны уважать, а не свиней. Ты вот казак?». Дима сжал рукоять шашки, солнце тускло блеснуло на стальном клинке. Какая-то неведомая сила вдруг мощным потоком потекла от шашки по кисти – и далее, по руке! По всему телу! Моментально высохли слёзы, зубы сомкнулись и духи предков смотрели на него в этот момент.
«Да, я казак! И я больше никогда не буду плакать!». Загон открылся, и ошалелый Борька со всей дури рванулся на волю, но путь ему преградил двенадцатилетний казак с шашкой. Взмах – и кабаньий череп рассечён надвое мощным ударом сплеча! Острый клинок застрял в шейных позвонках. Дима рванул застрявшую шашку на себя – и кабанья туша на полметра оторвалась от земли — лишь тогда удалось извлечь клинок. Гордый собою, посмотрел он на отца. «Ну вот, сынок, теперь ты точно казак. И не бери в голову то что мать там пиздит – это всё хуйня. Главное ты знаешь и я знаю, а всё остальное – хуйня».
Тем временем подъехал Костик на фуре, Толян с бойцами на Мерсе поехал впереди, а авторитеты на Бумере – сзади, без особых приключений доехали до Лос-Анджелеса, где сдали фуру из рук в руки Семёнычу и его пацанам.
Нужно было возвращаться в Техас, и пора уже было задуматься о ночлеге. Семёныч дал хорошую явку, где можно было переночевать – коттедж за городом, кирпичное строение бункерного типа. Место уединённое, частный сектор, траблов быть не должно, хозяин – типичный ниггер, американец в третьем поколении, но работал на Семёныча.
Заехали, тачки загнали в гараж. Хозяин, этнический афроамериканец, увидев стволы, покачал головой осуждающе. По-русски не говорил, или делал вид, что не говорит, а Крот сделал вид, что не говорит по-английски. Поужинали, продёрнули виски и завалились спать.
А наутро их разбудил вой сирен…
Крот: бля, ёбаный в рот, у кого мобила звенит, выключи нахуй, а то гранату брошу счас, без пизды…
Топор: в натуре, кому делать нехуй, дайте поспать, отморозки…
Толик: пацаны, атас, измена! То сирена! Полицаи. Походу вложила нас эта падла…
Крот: чё ты гонишь, какая падла?
Толик: ну хозяин, черножопик этот ёбанный, ниггер. Он мне сразу не понравился.
Топор: бля, неужели в натуре засада? Это Семёныч, больше некому…
Крот: я тоже думаю, что Семёныч. Ну эта падла у меня бедная будет. Только б живыми выбраться…
С улицы донёсся хриплый голос, искажённый мегафоном:
«Russian! We know that you are there! Leave without weapon on ones with raised hands!»
Толик: Чё он говорит?
Крот: Поздравляет тебя с днюхой, гы-гы-гы!
Топор: Желает тебе счастья в личной и общественной жизни.
Толик: А… Это… У меня ж днюха через месяц только…
Крот: А это он авансом – ты ж всё равно через месяц уже жмуриком будешь, гы-гы-гы!
Топор: Так, ребята, проверим баланс сил, что у нас в наличии?
Крот: По дебету в активе у меня проходят четыре лимонки, 120 патронов, АКС.
Толик: У нас «Калаши» и подствольники. 400 патронов на троих, по три гранаты на рыло. Ещё «муха» у Виталика.
Топор: Живём, ребя! У меня ТТ с глушителем, две обоймы запасных и лимонка.
Крот: Пойду взгляну, что снаружи творится.
Крот медленно открыл входную дверь бункера. В глаза ударил яркий солнечный свет. Во дворе стояли впритык три полицейских «Форда», возле них сосредоточилось с десяток копов с помповыми ружьями, ещё трое шмонали их тачки в гараже. Толстый полицай чё-то вещал по-английски в мегафон.
Крот поднял руки и заблеял срывающимся голосом: «Please! Do Not shoot! I am a hostage! There beside them are women and children! They will kill them! Please, no need!» Полицейские разом нацелили на него свои дробовики. Крот, не опуская рук, попятился обратно.
«Живём, братва! Готовим гранаты! Короче дёргаем кольца и кидаем во двор на счёт три», - сообщил он свой план, — «Как рванёт – сразу выбегаем, и валим всех, кто живой, из калашей». «Ура!», - крикнул Толик. «В жопе дыра!», — передразнил его Крот, — «Забыл, блять, как Элиот с радисткой Кэт нас тогда прикрывали? А, тебя ж не было тогда ещё! В смысле ты в это время, сука, на даче прохлаждался под Питером, пока мы тут за таких как ты кровь проливали!». «Ладно, пацаны, не ссорьтесь. Перед боем ссориться – плохая примета», - успокоил их Топор.
Пацаны с гранатами сгрудились у входа. Вырваны кольца. Капсюли воспламенились. Раз! Два! На счёт «три» лимонки полетели во двор, и взорвались в воздухе. Салют! Пацаны выбегают и стреляют в 4 смычка. Вроде все копы дохлые. А, бля! В гараже ещё трое живых, шмаляют из дробовиков. Толяна зацепило. Степан приложил по гаражу из «мухи», остальные лупят из подствольников. Всё, гараж чистый. В смысле дохлый.
Завели полицейские «Форды». Толян с быками – в первый, бортовой номер 057, Крот с Топором – в другой, с номером 182. Ещё один «Форд», 068, сильно покорёжило взрывом.
Минут через сорок езды по канадской трассе сзади нарисовалась погоня – два армейских «Хаммера» и хуева туча полицейских тачек.
Крот набрал Толяна: «Толян, как самочувствие? Стрелять можешь? Ну тогда слушай боевой приказ.Ты ващще казак, нет? Ну ладно, неважно. Короче от тебя требуется остановить этих ёбаных ниггеров-америкосов. Иначе всем пиздец. Остаёшься прикрывать. Так надо. Потому что мы банда, понял? А ты – бандит. Бандит – это звучит гордо.». Как только тачки поравнялись, Степан с Виталей пересели к Топору, а Крот напоследок крикнул Толяну: «Короче разворачивай тачку, и задержи их насколько сможешь. Родина тебя не забудет.»
Толик рулил одной рукой, вторую прижимал к животу, порванному американской картечью.
Хотелось пить и спать, наверное от большой потери крови. Он развернул тачку, нащупал в кармане лимонку, и подумал: «Ну ты и урод, дядя Крот. Повязала же судьба с таким. И, между прочим, анекдот про блондинку рассказал радистке Кэт я! Ну и хуй с вами – прорвёмся! Вы ещё припомните ковдорского спортсмена Толяна Бурова…»
Наступало обычное калифорнийское утро… |
