Я устала. С меня хватит.
У меня ноют пальцы, туманится голова, я даже не могу толком мыслить. Я печатаю слово за словом и делаю по пять ошибок в каждом. Руки не слушаются совсем, я не спала уже два дня. Работа, работа, работа… Мне протрындели все уши морализаторством, мол это хорошо, а то – плохо. Мне надоело.
Хватит изображать сильного человека, хватит жить в чужой коже. Да, я такая, какой я есть, а не такая, какой меня хотелось бы кому-то увидеть.
Я не люблю чрезмерного внимания – такой уж я человек. Я себя такой не делала, это не моя вина. Но кто-то решил поиздеваться надо мной – когда я иду по улице, за мной тянется шлейф коридора. У всех просто глаза на лоб вылазят, всем так хочется подольше смотреть мне в спину и громко отпускать тупые реплики. Что с того, что человек чуть ниже ростом других? Это повод, чтобы вопить на всю улицу:
- Сыночек, а посмотри, вон карлик!
На мне изучают словарь. Суки, знали бы вы, как я вас всех в этот момент ненавижу, эти глупые корявые рожи, улыбающиеся вслед! А вы, мудрецы обдолбаные! Вы стоите с умными лицами и мудрствуете, что вот таков смысл мира. Какой смысл, что вы знаете? Голая теория, глупые напыщенные изречения! Проходят года, и я слышу, как кто-то говорит: «Вот теперь я понимаю, что он думает». Дурак, побудь хоть минуту в моей шкуре! Ты поймешь больше и лучше чем за всю твою задрипанную жизнь!
Помню, пять лет назад, была тетушка, она решила, что может мне помочь. Да, и она старалась, читала мне всякие морали, утешала, говорила, что незачем волноваться, потому что я еще хожу, еще дышу, у меня все целое, только чуть-чуть короче. Скажи, тетя, что толку с руки, если она такая, что ею даже вашу ручку толком взять нельзя? Что проку от этих ног, если я не успеваю идти в ногу с детьми, они обгоняют меня. И хохочут. Скажи, тетя, какая ж я женщина, если на меня все смотрят как на игрушку?! Тетя уже ничего не скажет. Она была глупой, думала, что все понимает, но она знала только пару изречений и имела хорошее сердце. Я помню, были дни, когда я тебе поверила, тетя. Я ходила с высоко поднятой головой, не замечала улыбок прохожих, жила в себе. Ты, тетя подумала, что все решила, что твоя теория нашла самое верное доказательство, воплотилось в практику. Но ты умерла и не видела, как тогда меня ограбила банда малышей. Им было лет по десять-пятнадцать, они забрали все мои деньги и документы. А потом играли мной, толкали по кругу, хохотали. Они знали, что я им ничего не сделаю. А мне ж было двадцать лет! И эти ублюдочные твари пинали меня, как хотели.
Полбеды. Полгода путешествия по инстанциям – восстановите паспорт.
- А кто говорит?
- Я здесь.
- Что?
- Я здесь!
Лицо высовывается из-за перегородки, оглядывается, смотрит вниз, видит меня. Лыба от уха до уха. Сука.
- А-а-а!.. Подождите минутку.
Жду полгода. Восстановили таки.
Дрянная работенка, 300 гривен в месяц. Без дяди я бы пропала. Он меня держит и сейчас. Теперь я хожу только по определенным маршрутам, у меня есть мои собственные скверы, где меня знают и не смотрят по полчаса в мою сторону, когда я прохожу мимо. Я остерегаюсь детишек, эти скотины в возрасте от восьми до пятнадцати – самые худшие твари из всего сущего. Они даже не понимают, зачем они делают что-то, они могут убить просто потому что хотят убить. Просто потому, что еще слишком малы, чтоб понять настоящие мотивы для убийства. Цивилизация сволочей и недоростков.
Ты, тетя сказала тогда, что каждый мой день – это попытка жить. Ты была глупа, тетя, это
был всего лишь кусочек твоей теории. Но в тот день, как ты сказала, я победила впервые. Я побеждала долго и много. Это такое торжество – владеть не только собой, но и окружающим миром. Венец торжества – владеть человеком. Я даже видела поступки других наперед – и это был реванш за все.
До того утра. Я помню, тогда проснулась, после грабежа, посмотрела на потресканый потолок и поняла, что в этот день моя попытка жить провалится. С тех пор прошло две тысячи дней. И две тысячи поражений. И этот текст – это новая, две тысячи первая попытка.
Я ставлю точку и слышу мелкие тихие шажки. Это оно, две тысячи первое поражение. |