По ту сторону окна была осень. Я сидел и смотрел на стекло, не понимая чего-то. Я и не пытался этого понять, я не знал, о чем вообще думать. Я сидел и думал о своем безмыслии. Потом я задумался, насколько глупым, наверное, является это слово. Потом я снова думал ни о чем... Потом в открытую форточку влетела птица. Это был больной голубь. Мокрые перья нелепо топорщились, одно крыло неестественно выделялось на гармоничном с первого взгляда теле птицы, один глаз заплыл чем-то непонятным и мерзким… Я подумал, почему это многие считают, что птицы красивы? Я смотрел на этого голубя, это корявое создание, это убогое подобие красоты, и не понимал, почему я чувствую не жалость, а отвращение. Мой взгляд вновь упал на топорщившееся крыло. Как эта, с позволения сказать, "птица", могла долететь до моего окна? Крыло наверняка сломано. Но вдруг мне стало неинтересно, КАК она ко мне долетела, меня больше заинтересовал вопрос, ЗАЧЕМ? Этого я не понимал. Эта летающая корявость, из последних сил, борясь с болью, теряя остатки сил, считала нужным долететь, наверняка боль не давала ей возможности задуматься, зачем надо долетать, в этом примитивном мозге была лишь одна мысль - ДОЛЕТЕТЬ. Интересно, она летела именно ко мне или села на первое попавшееся окно? Я привстал, протянул руку к птице. Она встрепенулась, может быть, даже хотела вылететь обратно, но то ли не смогла, то ли передумала. Я взял эту нелепую тушку, посадил к себе на ладонь. Тельце тряслось от холода, страха и боли. Я задумался, есть ли у нее хоть какой-то шанс выжить? Есть ли у нее хоть какое-то желание жить? Есть ли для нее хоть какой-то смысл, в том, чтобы выжить? Птица не знала ответов на эти вопросы, впрочем, она не знала и самих вопросов. Я знал вопросы, но ответов у меня так же не было. Я смотрел на нее. Глупо. Это не птица. Я не помню, что я подумал после, но я помню, что я сделал: я свободной рукой взял ее за тонкую шейку, сжал ее и резко крутанул в сторону. Послышался хруст тонких ломаемых позвонков, потом чавканье рвущейся плоти, потом не было слышно ничего. Я сидел, смотрел на нелепые конвульсии мертвого тельца, бьющегося в бессмысленном отчаянии по подоконнику, на кровь, стекающую по моим пальцам, на растущую лужицу крови на подоконнике. Нет, это точно не птица. Мне стало неинтересно смотреть на все это, впрочем, мерзко и отвратно тоже не было. Я просто смотрел. Я поднес тельце к стеклу и уже почти иссякшим фонтанчиком из шейки бывшей птицы нарисовал на окне пятно.
По ту сторону окна была зима. Я сидел и смотрел на пятно, не понимая чего-то. Я вспомнил как я выкинул тушку убогого, мертвого и ненужного голубя в форточку, после того, как практически вся кровь из шейки вытекла, тушка птицы нелепым образом упало куда-то вниз. Я смотрел на красное бесформенное пятно на стекле, на кровавые полосы, тянущиеся от пятна вниз. Туда же куда упала тушка. Странно. И глупо. Потом я подумал, что не менее странно то, что я так и не отходил от окна. Впрочем, это было не так уж и важно, если задуматься. Задумываться не хотелось, поэтому эта мысль казалась важной. Я смотрел на пятно, на его кроваво-красный цвет, ткнул пальцем в центр пятна. На пальце остался след этого пятна, очень похожий на него, только меньшего размера. Только на пальце не было кровавых полос, ползущих вниз.
По ту сторону окна была весна. Весна- это всегда новая жизнь, почему-то так принято считать. А я смотрел на пятно и ни о какой новой жизни не думал. Оно было все таким же красным и бесформенным, от него все так же позли вниз, неизвестно куда точно, кровавые полосы. Это пятно было символом смерти. Или символом конечности жизни. Или символом бессмысленности существования. Или просто красным пятном крови, застывшем на стекле. Странно. Столько вариантов существования одного пятна. Чего уж говорить о жизни. Странно и глупо. Потом я подумал, что не менее странно то, что я так и не отходил от окна. Я посмотрел на палец. На нем все так же оставался след от пятна. Отпечаток символа неизвестно чего. Кровавых полос, тянущихся вниз, по-прежнему не было.
По ту сторону окна было лето. Я сидел и смотрел на пятно, не понимая чего-то. Пятно было по-прежнему красным, по-прежнему кровавым, с прежними полосами, тянущимися куда-то вниз, но до сих пор не дотянувшимися. За стеклом летали голуби, они не видели пятна, они просто летали. А я не видел их, я смотрел на пятно, просто смотрел. Потом я подумал, что не менее странно то, что я так и не отходил от окна.
По ту сторону окна была вечность. На стекле было бесформенное красное пятно с кровавыми полосами, ничего не достигшими там, внизу. Но я не смотрел на него. Меня просто не было. |
