Первая тетрадь
Ещё две минуты назад я не мог удержать ручку – меня всего трясло. Раньше такой дикий страх приходил от одного только желания записывать, от одной мысли об этом желании. Сегодня – после многочисленных вскакиваний и волевых усаживаний себя обратно на место, дрожи по всему телу, нескольких сеансов потовыделений – мне, похоже, удалось-таки перебороть самого себя (себя ли?) и попытаться описать своё нынешнее состояние. Зачем? Не знаю, возможно, так будет проще разобраться в том, что же со мной происходит. последнее время меня постоянно преследует мысль о каком-то ценном, давно утраченном мною знании. Не мысль даже, а внезапные мимолётные вспышки, на миг освещающие полудогадки. Проблески в темноте. Невнятные, неуловимые, но всё же слышимые отголоски. Как будто я ведал о чём-то таинственном, огромном, даже большем, чем кровать или, страшно подумать, шкаф. А теперь забыл.
Началось это томление со сновидения. Очень странного. Раньше со мной никогда такого не случалось. Могла присниться комната, отдельные её части, предметы, короче, то, что я постоянно видел наяву. В последнем же моём сне происходили вещи необъяснимые. Из темноты, как и всегда, возникла комната (так начинались все мои сны). Взгляд скользнул по потолку, спустился по стене к кровати, обнаружил на ней небольшую вмятину – место моего сидения несколько мгновений назад. И вдруг мне показалось, что на какие-то сотые доли секунды на этом месте промелькнул силуэт – внезапно появился и тут же исчез. И – о, ужас! – кажется, я увидел себя! Я часто рассматривал разные части своего тела, ощупывал лицо и прекрасно знал его наощупь, но понимал, что никогда не увижу. А сейчас взгляд, которому так хотелось поверить, кричал: «Это оно!»
Как невыносимо мне было вчера до и после записи! Во время самого писания все ощущения куда-то отошли, но что за грохот раздирал меня изнутри потом! Сегодня уже легче. Я постоянно вскакивал, хватался за ручку, при этом чувствуя внутренний запрет, садился на место, будто подчиняясь ему, и так повторялось много раз. Таким образом удалось запутать Его и в конце концов более-менее спокойно начать писать.
Что же такое я видел ночью? И не проблески ли это, уже более конкретные, того самого недоступного знания? Вот сон. Появилась комната. Вроде всё в порядке, но что-то не так, неправильно. И вдруг стало понятно: стены стоят криво, наклонены, даже подумалось, что они подвижны (представляю, какая дрожь пробежала по телу, если я прямо-таки подскочил во сне!). Несколько минут я разглядывал каждую из стен и потолок, не находя никаких причин такой странности. А чуть позже раздался скрип, во сто крат сильнее того, что издают двери шкафа или кровать. При этом стены будто поползли вправо от меня, все четыре, а с ними и потолок. Ногами я чётко ощутил движение пола. Прижавшись от страха в угол, я наблюдал, как комната начала удлиняться, будто выдвижной ящик, и вскоре противоположная мне стена стала далёкой и маленькой. Все предметы вытягивались, сохраняя свои формы пропорционально комнате. Я попытался опереться о кровать и встать, но рука провалилась в глубину. Тогда, подпрыгнув, я стал беспорядочно прикасаться к любой вещи – стулу, шкафу, тумбочке, но они не осязались. Вот подушка, рядом, я протягиваю к ней руку, и оказывается, что она не существует. Такого нагромождения новых непонятных впечатлений ещё пару дней назад я бы не выдержал, но тут всё внимание было отвлечено и вовсе невиданным зрелищем. Далеко, в самом конце длинной теперь комнаты, я заметил хорошо видимую фигурку. Некто стоял ко мне боком, сложив руки за спину, и я впервые смотрел на лицо, хоть и едва различал его черты, в профиль. Первая мысль – у меня помутились мозги, вторая – я знаю, кто это. И откуда взялась решительность, с которой я бросился к нему?! Да, мне слишком знакомы эти нос, скула, щека, висок и волосы, уголок рта и левый глаз. Я слишком часто ощупывал их. В тот момент, когда была преодолена примерно половина пути, он повернулся ко мне, и только сейчас я узнал свою одежду. Через мгновение он исчез.
После пробуждения, естественно, всё было в норме, как и раньше, все предметы осязаемы, и меня мучило только одно: почему, прикасаясь к ним, я не додумался попробовать проверить стены? А вдруг и они… (Вот эта жуть, подбирается, сейчас мне придётся бросить ручку…) И почему не пришло в голову просто пощипать пальцами себя? (Я уже не выдерживаю, ещё чуть-чуть и взорвусь… Всё).
Не знаю, сколько я пролежал в постели в забытьи. Единственные вспышки сознания – это когда Он заставлял меня подниматься, брать с полки еду, через силу немножко покушать. Последние несколько дней были как будто старательно стёрты из памяти, и что бы я вспомнил, не оставив записей? А так все видения потихоньку восстанавливаются. Писать уже не так страшно, хотя снова пришлось проявлять изобретательность. Усиленно приказывал себе восхищаться Им и думать о том, что вот сейчас возьму ручку и опишу с благодарным трепетом, что Он для меня значит. А ведь без Него я бы, наверное, и вправду погиб. Так что в результате эти хитрые подставные мысли чуть не оказались искренними. Но главное – страх проходит. И вместе с этим появляется ощущение чужеродности. Занозы под кожей. (Не могу поверить в такую дерзость, но я это написал!) Он – мой внутренний голос, стержень, на который намотано моё существование, Отец, как Он любит, чтобы я Его называл. Или я люблю? Он – это я. Или Он – это то, что движет мною. Не говорящий внутри, а дающий импульсы, действующий почти как инстинкты. А ведь я живу благодаря Ему. Это правда. Откуда появились все вещи и предметы, столь упрощающие мой быт? А одежда, спасающая в холодное время? Наконец, откуда постоянно берётся пища? Все эти необходимые условия существования создаёт Он.
Почему же Он запрещает мне писать, анализировать, искать в этом однообразном укладе что-то новое, исследовать, другими словами, пытаться проникнуть в суть вещей, в глубь происходящего вокруг? Такое понимание приоткрыло бы мне завесу, за которой нахожусь я. Настоящий. (Я это написал! Это написал я? Озноб. Озноб, от которого стынет кровь). Да. Несмотря на то, что всё будто бы нормально, несмотря на налаженную механику жизни, я ощущаю скрытый где-то подвох, «ненастоящесть» всего, и меня в том числе, ложь, разъедающую организм изнутри. Иногда на ум приходят казавшиеся ранее невозможными вопросы: большинство слов, которые я знаю, которые пишу – откуда они во мне? Кто я? Я хочу увидеть себя целиком, и никогда не могу.
Проспал несколько суток. Без сновидений. Истощён. Но память – как упрямая кровь, не утекает, хоть её и пытались вылить полностью, а увёртывается, сворачивается клубком – и сохраняет мысли.
Я заметил очень интересную, небывалую доселе особенность: как только я стал твёрд, несгибаем, решителен – в своём стремлении докопаться (хотя и не знаю пока до чего), так сразу и исчезла еда. Каждая частичка тела просит – есть. Но – терпит. С огромным трудом. И ко мне прикатывается клубок понимания, нового понимания ещё одного слова – наказание. Вот что значит наказание. Вот что значит преступить запрет.
Я уже не понимаю, как долго это продолжается. Мне трудно передвигаться. Пишу каждую строчку с возрастающим напряжением. Уже начинают сливаться предметы, начиняющие комнату: шкаф перетекает в кровать, а потом это мутное пятно намазывается на стены, сглаживая все их изгибы и шероховатости, превращая в однотонную жижу.
И я не могу уже разобрать, близко она ко мне или далеко, у моих она ног, или же до неё нужно идти и идти.
Как это ни тяжело, но внутри появляется какая-то сила, встающая наперекор трудностям, и кажется, её ничто не сможет согнуть. Воспламеняется непонятный дикий интерес – а что будет, если воспротивиться обстоятельствам и продолжать гнуть свою линию. Бурлящий в крови азарт, дерзкое желание риска. Дальше, сквозь вплывающую в глаза темноту страха, дальше. Дальше. И всё это обязательно необходимо записать. Хотя кисть и пальцы дрожат и плохо слушаются. На лбу выступает пот, виски сжимаются. Но припрятанная в рукаве ручка, ведомая импульсами внутренней силы, откуда-то из груди в плечо и через руку, будет выводить слова. Слова, фиксирующие состояния во мне и вокруг меня. А ведь сейчас уже получается так, что всё внешнее, вся бывшая ранее отчётливой комната вливается и перемешивается с моим телом. Сон ли это, явь – вряд ли я сумею разрешить этот вопрос ни сейчас, ни когда всё войдёт в норму, примет привычные очертания. А вернётся ли оно обратно? При этой мысли бездонный ужас пронизывает нутро от мочки правого уха до пальцев левой ноги. Я безнадёжно проваливаюсь спиной вниз, под то, что должно было называться полом и должно было крепко сдерживать этот провал. Надо мной будто образовывается ниша, в которую сползает одеяло с кровати. Яркое одеяло – единственное, что воспринимается более-менее нормально. Оно затягивает за собой куски кровати, шкафа. Стена, покачиваясь, падает сверху, как если бы падал я из-за того, что из-под ног потянули это самое одеяло. Всё рушится, всё ускользает. Кажется, я больше не вспомню, как правильно выглядят и даже называются все окружавшие меня предметы. Я погружаюсь во что-то совсем иное. Иное и очень страшное, где не можешь управлять своим телом и ничего не понимаешь. Что и как устроено.
И я оказался в пустоте. Или наоборот, во всём сразу, но растворившемся в однородное состоя
Как я вижу теперь, записывать тогда, в том состоянии, я больше не мог. Сейчас, только очнувшись, с трудом продолжаю. Смешанное чувство: сильнейшее истощение и лёгкость одновременно. Лёгкость, прежде всего, душевная, которая как-то передаётся и организму.
Привычная комната так и не вернулась. Вместо неё – сплошная белая стена. Причём не могу определить её границу с потолком и полом. Ничего нет, только я и стена. Касаюсь её пальцами, всматриваюсь: не такая уж она белая, не такая уж гладкая и ровная. Тут и там есть шероховатости, выступы. А вот гораздо выше – будто бы тоненькая трещинка. Или это кажется? Нет, там определённо что-то есть, что-то привлекающее внимание, притягивающее, странное. Встаю во весь рост, тянусь руками, но не могу достать. Звуки. Еле-еле слышные, как невидимые капли, просачиваются сквозь отверстие, или всё это я выдумываю на ходу? Голос. Не мой. И точно не Его. Не один. Голоса. Высокие, тонкие. Прекрасные. Прекрасные! Я хочу к ним. Куда? Я схожу с ума. В голову будто вбивается кол, отгоняющий безумную мысль. Он, это Его руки. Боль невыносима. Я сейчас потеряю остатки сознания. Но я из последних сил выпрыгиваю как можно выше и впиваюсь четырьмя пальцами в трещину. Вкладываю всю энергию в руку и вырываю кусок стены. Ладонь горит, будто оторваны пальцы. Падаю затылком вниз, ударяясь обо что-то каменное и нерушимое.
Я иду по лесной тропе вдоль реки, над небольшим обрывом. От каждого шага на мгновение взлетают вспугнутые стаи палых листьев. С шумом с соседнего дерева срывается большая чёрная птица, каких, наверное, я раньше не видел и поэтому подсознание не может её назвать. Шуршит крыльями в такт листве. Красное заходящее солнце играет красками в движущейся воде. Сверху всё это прекрасно обозримо. На другом берегу – огромное поле пшеницы за холмом. На холме – одинокое дерево. Солнце как раз начинает путаться в его ветвях. По камышам от ветра будто пробегает дрожь. Я улыбаюсь всему окружающему. С каждым вдохом ко мне пребывает ощущение полноты жизни. Лес дышит вместе со мной. Или, скорее, я с ним. Мне хорошо и легко. Я становлюсь всем.
Резко сажусь, как подкошенный, прямо на тропинке и начинаю записывать.
Не хочу оглядываться, но всё-таки делаю это. За моей спиной – домик с явными признаками запустения. Тёмный, неприглядный, страшный. Как будто тени от всех деревьев сходятся на нём. В домике не видно окон. Вернее, я знаю, что их нет. Лишь на ближайшей ко мне стене – больших размеров дыра, разодранное отверстие.
Но хватит об этом. Кошмарный сон. Я смотрю вперёд, вдаль. Ко мне приближаются люди, среди них есть и женщины. Я знаю: у них прекрасные голоса.
Боже, неужели вот это – сон?
Вторая тетрадь
Он для меня – всё. Если бы Его не было со мной, при мне, во мне – я бы расплавился, развалился. Что, видимо, и начинало происходить. Но, хорошо, я об этом практически ничего не помню.
После показавшейся на этот раз прекрасной и долгожданной еды Он дал понять мне, что почти полностью контролирует ситуацию. Мою внутреннюю ситуацию. Это даёт такое жизненно необходимое ощущение покоя, комфорта, защищённости. Он велел подальше спрятать старую тетрадь и постепенно постараться о ней забыть. Что в ней, я уже, надеюсь, никогда и не вспомню. Хорошо бы, конечно, забыть и о её существовании.
Эта вторая тетрадь – совсем другое дело. Он разрешил вести её и, видимо, она даже полезна, поскольку при ежедневной проверке позволяет Ему следить и контролировать, чтобы у меня не возникало никаких лишних мыслей. Ведь именно с них началось моё прежнее разложение. Но всё это, спасибо Ему, уже в прошлом. И теперь я могу по-настоящему ощутить полноту жизни – жизни в моей комнате под Его присмотром.
2005 г. |
