- Мам, дай мне зеркало! - попросил он маму.
- Нельзя, сынок, нельзя, - ответила она, качая головой.
- Почему?
- Это запрещено. Зеркало - зло, ты увидишь всё искажённо.
Мальчик откинулся на подушку и тяжело вздохнул. Он был бледен: под глазами затаилась синева, на лбу блестели капельки пота, и душевные терзания - они так и проступали из-под тяжёлых век тревожным взглядом.
Краешком полотенца мама вытерла с его лица пот.
- Как хочется посмотреть на себя!.. - шепнул он. - Они уже большие, да?
- Да, они большие, - кивнула мама.
- А сколько миллиметров? Примерно.
- Ну, миллиметров пять… или даже больше. Хорошая такая, густая
щетина. Если смотреть издалека - совсем на бороду похоже.
Мальчик слабо улыбнулся. Но тут же нахмурился.
- И всё-таки они ещё очень короткие.
- Не всё сразу, сынок. Они растут всё время, каждую минуту.Это незаметно, но это так. Просто нужно потерпеть.
- Как трудно терпеть!
- Но так надо. Ведь ты же знаешь - необходимо пройти через это. И если не выдержишь, сдашься - уже никогда не станешь взрослым.А это страшно.
Он знал, как это страшно, он хорошо помнил все мамины рассказы. Он лишь крепко сжал зубы - чтобы быть твёрже, закрыл глаза - чтобы не дать проникнуть в себя Отчаянию, и попытался забыться. Мама поцеловала его в лоб, подоткнула одеяло и тихо ушла.
Он так и не заснул этой ночью, не смог.В самый последний момент, когда уже казалось, что сон стоит на пороге сознания и вот-вот поглотит его в свои объятия, пытливый мозг рождал очередной неприступный образ, очередную злодейку-мысль, которая разбивала сонную твердыню, развеивала её вязкую туманность и возвращала ненужную конкретность. Борьба была упорной, но исход её был предопределён: сам того не хотя, он занимал сторону ясности, хоть и рад бы был всей душой сдаться на милость иллюзорности.
Дом жил своей жизнью. Надо было лишь прислушаться и подождать самую малость, чтобы заметить её проявления. Терпеливый вознаграждался проникновением в тайну стен. Они тогда приходили в движение - бесшумно раздвигались и выворачивали реальность наизнанку,впуская в пространство комнаты своих посланцев. Монстры бессоницы выползали из нор.
Первым приходило остромордое мохнатое существо с круглыми неподвижными глазами, взгляд которых имел способность проникать даже сквозь закрытые веки. Не спеша оно взбиралось по одеялу на кровать и степенно усаживалось на груди мальчика. Оно просто сидело, вперясь неистовым взглядом в детское лицо, не шевелясь и не издавая ни звука. Возможно, оно воплощало собой Уныние.
Чесоточные черви появлялись следом. Сквозь складки простыни и подушки выползали они наружу и копошились на теле, развлекаясь в своих мерзких игрищах. Они были совсем крохотны и кожа зудела от их касаний. Постепенно они скапливались на лице. Они обвивали собой волоски и от слизи, что оставляли они за собой, лицо делалось влажным и липким. Хотелось давить их кулаками, размазывая крохотные тельца по скулам. Он судорожно вскидывал руки, но увы – крепкая бечёвка плотно приковала их к кровати – он был бессилен.
Ещё вокруг летали Страшные Бабочки. Они возникали вдруг, неожиданно, их было неимоверное множество, и звуки, издаваемые ими, рождали холод. Это начиналось с ног, сначала лёгкая волна зарождалась в пальцах, она расширялась, уплотнялась, а потом, сорвавшись, неслась с ужасающей скоростью к голове. Достигнув её, она разбивалась ледяной глыбой и болевой шок от её распада был невыносим. Дыхание обрывалось, тело передёргивалось и в ужасе мальчик открывал глаза. Мрачное, степенное Отчаяние лениво разливалось по коридорам памяти. Оно было властно, всеобъемлюще и беспощадно.
«Ты всё ещё терпишь?» - усмехалось оно коварными покалываниями.
«Да», - откликался он ему.
«И видишь в этом смысл?»
Мальчик не видел в этом уже никакого смысла, но всё же возражал.
«Я хочу стать взрослым.»
«Для чего?»
«Взрослым надо стать, потому что на детях проклятие. Оставшийся ребёнком погибнет в хаосе.»
«Гнусная ложь. Тебе говорит это мама?»
«Да.»
«Она врёт.»
«Мама не может врать!»
«Может. Ведь ты же знаешь, что твои волосы совсем не растут, а она твердит тебе о мужественной щетине…»
«Они всё равно растут…»
«Нет, мальчик мой, нет. У тебя они не растут.»
«Чем я хуже других?»
«Может быть мама не говорила тебе, но не все мальчики могут стать мужчинами.»
«Да, я знаю. Те, кто не выдержит…»
«Нет-нет. Даже из тех, кто выдержит, многие не станут.»
«Я не верю в это.»
«А знаешь почему? Не потому, что у них не хватит силы воли, не поэтому… Просто-напросто у них не растут на лице волосы.»
«У меня растут!»
«А вот и нет. Ты не видел их.»
«Я их чувствую.»
«Ты обманываешь себя. Тебе просто всё это кажется. Тебе даже руки связали, чтобы ты не мог на ощупь определить, что на лице ничего нет.»
«Руки мне связали, чтобы я не испортил всё а минуту слабости.»
»Увы, если бы это было так…Всё дело в надежде - согласись, без неё жить тяжело. Твоя мама просто подарила тебе надежду до того, как ты погибнешь в пучине хаоса.»
«Хаос, значит, всё же есть.»
«Есть, но лишь для тех, кто останется ребёнком в мире взрослых. В этом жестоком, уродливом мире, опустошающем тело и душу. Где же выход, спросишь ты?.. Он в мире детства! Слыхал про такой когда-нибудь?»
«Он существует?»
«Конечно! Это мир, где живут лишь дети. И они не взрослеют, потому что это противоестественно – взрослеть. Он чист, светел и прекрасен. Его наполняют доброта и любовь. Там вечная весна, вечное благоухание и счастье. Хочешь туда?»
«Ты уведёшь меня?..»
«О, да. Я знаю туда дорогу. Лишь там ты найдёшь покой.»
«Я хочу туда!»
Мальчик дёргал ручонками, упирался ногами в спинку кровати, тряс головой и рвался, рвался из верёвок, опутавших его по всему телу. Казалось, ещё усилие – и он освободится. Желание уже благоухало в прекрасной стране детства и тело стремилось за ним, но… путы были сильнее. Измождённый, он сдавался и, рыдая горючими слезами, замирал на своей ненавистной кроватке.
Сквозь плотные шторы пробивался робкий дымок света – наступило утро. Дверь тихонько отворилась и босоногая девочка на цыпочках подкралась к кровати. Взгляд её был шаловлив, а движения бесшумны.
- Ууу! – крикнула она звонким голосом, для пущей остраски схватив мальчика за плечи. - Просыпайся, засоня!
Мальчик нехотя открыл глаза.Веки были тяжелы и сухи.
- Я и не спал, - хрипло ответил он. Прокашлялся тут же.
- А давно проснулся? - она уселась на краешек, с ним рядом.
- Я вообще не спал.
- Всю ночь?
- Всю ночь.
Она недоверчего на него покосилась.
- Ну нет, всю ночь нельзя не спать.
- Я не спал.
- Вот так всё время лежал?
- Угу.
Они помолчали. Девочка встала, подошла к окну и, потянув за шнурок, отодвинула штору. Комнату залил свет, солнце, и стены были плотны сейчас.
- Я знаю почему так - сказала она, вернувшись. - Тебя мучили кошмары.
И кротко взглянула на него. Он не ответил на её взгляд встречной дозой кротости – был также вял и равнодушен. Она отвела глаза.
- Ты колодец! - продолжила затем, - ты держишься. Я бы так не смогла.
- Вам легче, - подал он голос. - Вам не нужно мучиться, пытаясь стать взрослым.
- Но ведь мы и не становимся взрослыми.
- Да и надо ли?..
- Все мальчики должны стать мужчинами. С теми, кто не станет, даже страшно представить, что произойдёт.
- Почему же девочки не должны взрослеть?
- Мы становимся мамами… хозяйками дома - но остаёмся такими же..
Так всё устроено.
- Жестоко устроено.
В дверях показалась мама.
- Ага, разбудила уже брата!
- А он и так не спал, - отозвалась девочка, соскакивая с кровати.
- Опять… - мама уселась на её место. Потрогала сыну лоб, а ещё погладила по голове. Прикосновения её были ласковы и целебны - они снимали усталость.
- Ну как сегодня?
Он лишь отвёл глаза.
Касания маминых рук сделались трепетней.
- Ну, нечего, нечего... И эта ночь прошла. Так они все и пройдут.
Если б она продлила эту жалость хоть на секунду – он бы заревел. Но она встала, засуетилась, послала дочь за водой, и лишь горький ком подкатил к горлу. Мама дала ему утку, а затем, когда сестра принесла воду, умыла и причесала. За завтраком она сходила сама и забавно шутила, кормя его из ложечки. Сестрёнка вертелась рядом и тоже добавляла положительных эмоций. Всё было очень по-семейному и он повеселел немного.
Первая половина дня вообще получилась неплохой. Мама с сестрой вовсю, как могли развлекали его, что им в общем-то удавалось. Мальчик знал, что всё это делалось ради него и, понимая, что за этой безалаберной радостью скрывалось и нечто печальное, придавая ей оттенки неестественной вычурности, был всё же рад радости своих родных и улыбался им, чтобы не обидеть.
После обеда мама читала вслух книгу. Книга была интересной, но слушая её, мальчик почему-то грустнел. Когда же солнце стало клониться к вечеру, грусть усилилась. С наступлением сумерек она превратилась во что-то колючее, тяжёлое, гадкое, чему и слово-то подобрать было сложно. Перед сном мама поговорила с сыном, как делала всегда. Взбодрила его, как могла. Он вроде бы всё понимал. То, что всё это очень серьёзно и что от него требовалась в эти дни недюжая стойкость; он был достаточно крепок, чтобы выдержать все мучения - так по крайней мере казалось ей, так она успокаивала себя - но отправляясь спать, она в очередной раз ощутила сердечную боль, которая не покидала её всё это время. Время взросления её сына.
Эту ночь он выдержал. А вот следущая оказалась роковой. Утром они обнаружили его в состоянии, близком к гибельному. Мальчик едва дышал, заплаканные глаза были бездонны от невыносимой скорби и лишь глухие стоны, да какие-то страшные вскрикивания исходили из его гортани.Он долго не мог произнести ни слова, а когда всё-таки произнёс, слова его были такими:
- Мама, я больше не могу!
- Что ты, что ты, - попыталась было она возразить, но в ответ мальчик взорвался.
- Я не могу больше!!!-завопил он в истерике и тело его забилось в конвульсиях. - Не могу больше!!!
Мама заплакала. Кинулась сыну на грудь, обняла его крепко. И говорила, говорила, полушепча-полупричитая. Всё, что шло на ум, всё, что вертелось на языке. Он не слушал её. Он вырывался от её ненавистных ласк, вырывался из пут и кричал, и плакал, но уже без слёз. Он лежал перед ней, обессиленный, жалкий, страшный, будто и не сын вовсе, а кто-то другой, кто-то чужой. Хотелось отшвырнуть это создание, как какое-то гадкое насекомое, завизжать, отбежать в сторону и навсегда забыть, как мгновенный испуг, но...
- Ты же знаешъ, что бывает с теми, кто не сумеет повзрослеть, - сказала она тихо.
- Ну и пустъ! - голос его дрожал и срывался на визг. - Мне всё равно сейчас.
- Ты хочешь испытать насмешки, унижения?
- Пусть лучше унижения, чем эта мука.
- А готов ли ты к ним? Сможешь ли ты жить втоптанным в грязь?
Он не ответил, лишь хриплый выдох вырвался из напряжённых губ. Она смотрела на него пристально, сурово - смотрела и ждала ответа, хотя и знала, каким он будет.
- Я не могу, мама, - направил он на неё свои молящие глаза. – Отпусти меня.
Мама тяжело вздохнула и низко опустила голову. Потом рывком вскинула её и лихорадочно, путаясь в узлах, стала развязывать сына. Развязав, бросила.
- Иди. Возьми нож, он на кухне, в столе. Побреешься им.
Мальчик встал и нетвёрдой походкой направился к дверному проёму. Испуганная сестрёнка робко жалась к стене.
- И ещё, - сказала мама вслед. - Когда ты сделаешь это, ты должен уйти из дома.
Мальчик вышел.
«Боже мой! - думала она и ледяной ужас разрастался в голове. – Боже мой! Он погиб!»
Добравшись до зеркала, мальчик долго всматривался в своё отражение. Спутанные волосы, острые скулы, впалые неистовые глаза, а ещё колючки на лице - всё это производило мерзкое впечатление. Он брезгливо водил по щетине пальцами и омерзение росло. Он схватился за нож.
Намочил лицо и уже занёс руку над щекой, но остановился вдруг.Странная сила мгновения – она решает многое.
Горстка песчинок слетает с ладони под порывами ветра. Листва шумит , шумит яростно и от шума этого тревожно. Грациозные лани кувыркаются в траве, нега их полна и красива.Тучи свиваются в кольца и тут же исчезают. Крохотность, тусклость. Протянуть руку и коснуться выступа. Откроется важное. Почему, почему они без отдыха бредут и лица их так исполнены скорби? 3меи, это змеи. Они извиваются и сбрасывают кожу. Проходящее замирает, оттого вокруг камни. Мне светло и приятно, я бескрыл. Сзади - ничто, и оно не исчезнет,но к нему незачем. Потому что между. Между двух бездн. Двух страхов. Пусть, пусть. Всё лишь влага, она испаряется. Вот он, пар, вот он.
Рука дрогнула, нож выскользнул и от звука его падения мальчик вздрогнул. По телу плыла гадкая слабость. Ноги подкашивались и, не в силах сопротивляться, он тяжело сполз по стене на пол. Изображение размывалось, линии рушились.Мама, сестра - они тоже кружились в сгустках тумана.Гасли постепенно.
- Выбросьте его, - шептал он им, погружаясь в забытьё. – Выбросьте.
Прощло несколько долгих месяцев.Торжественный момент наступил.
Ночь, предшествовавшую ему,он спал спокойно; наутро мама с сестрой разбудили его. Лица их были восторженно-строги и суровая величавость так и сквозила в каждом их движении. Его отвели мыться.
Здесь, перед зеркалом он увидел себя во всей красе . Тело было худым, костлявым, ноги тонкими и слабыми, грудь казалась впалой, но зато какой была борода! Чёрная, роскошная, она так и колосилась сильным, упругим волосом,к которому сами по себе тянулись руки. Он прикасался к ней, наматывал волосы на пальцы и не мог сдержать улыбки,которая предательски обозначалась в едва видневшемся разрезе рта. Сейчас, в эти секунды, к нему приходило Знание: весь смысл и суть этого перевоплощения. До того он мог лишь усилием неокрепшего ума представлять себе все цели и природу взросления; сейчас он чувствовал их нутром.
«Вот теперь я стал мужчиной!» - подумал он.
Помытого, чистого его одели. Одели в красивую, строгую одежду.Мама с сестрой не могли скрыть гордости, глядя на него, и он, чувствуя это, гордился собой вместе с ними.
Затем они шли долгим коридором, в котором гулко раздавались шаги и который хотелось побыстрее преодолеть почему-то. Возле двери их ждали двое мужчин; бороды их были огромны, но они смотрели на него с уважением. Здесь родственники должны были оставить их.
Прощание было недолгим. Сестрёнка чмокнула его в заросшую щёку,а мама, прежде чем сделать то же самое, одарила его долгим и проницательным взглядом. Что-то странное было в нём, но что именно, он понял лишь несколько секунд спустя, когда суровые мужчины вели его по лестнице вниз.
«Ведь это были слёзы, она плакала… Но почему, ведь я уже взрослый?»
Его ввели в огромный зал, где стены лишь угадывались, а потолок представлял собой что-то ирреальное - он будто проплывал в вышине смутными, едва угадываемыми образами, дрожа и люминисцируя. 3ал был заполнен мужчинами. Бородатые, одетые а строгие тёмные одежды, они стояли молча и все до единого смотрели на него.Узкий проход значился впереди,он двинулся по нему. В конце его на троне восседал старец. Борода его была седа и неимоверно длинна. Он приветствовал новоприбывшего учтивым кивком головы, с величавым достоинством принял ответный поклон и произнёс:
- Мы рады приветствовать тебя среди нас.Ты поборол страшные узы детства и это самая главная победа в твоей жизни. Мрак позади, тьма
от ступила , лишь радость ожидает тебя. Будь счастлив!
И в этот момент все мужчины выкрикнули громогласное приветствие. Он стоял оглушённый, поверженный, но неимоверно счастливый, и это чувство общности, суровая и трогательная истина мужского братства наполняли его восторгом до самых краёв. Он был здесь, он был с ними, он был один из них.
Прощай, проклятое детство! |
