Пахло плохо - медициной. Меня помазали ядовито-коричневым, затем опять обесцветили. Потом я увидела её. Она улыбалась. Эта тонкая нить, вероятнее всего из стали, с мельчайшими острыми зубьями мне улыбалась. Мерзко, ехидно - по-садистски. Оскал злобный и торжествующий, вот что это было! И только тогда я поняла, что мне ничего уже не исправить, всё было решено за меня и вне меня. Будь, что будет...З-з-з-з-з-здрасьте, - в меня одновременно воткнулось несколько миллионов игл. Боже, как больно! Эти миллионы бегали словно со скоростью света туда-сюда, влево-вправо, вперёд-назад. Время как будто остановилось. Всё то, о чём я когда-то мечтала оказалось таким ничтожным и ненужным. А иглы всё бегали и бегали. И теперь казалось, что у каждой из игл есть ещё по тысяче своих иглоножек, боль была нетерпимой. В такой момент есть два решения - либо уйти в боль, понять и принять её, либо попытаться отвлечься. Я всегда так делала раньше, когда мёрзла - представляю, что я в Африке, мне жарко, солнце палит нещадно и становилось уже не так холодно. Я осмотрелась. Стол, я на нём, белые стены. Лица в масках. То, что справа от меня, смотрит на то, что слева с такой верой. Так смотрят только тогда, кода любовь огромна, а нежность беспредельна. Любит, бедняжка, безответно. А предмет любви бубнит одно и то же:"рыла, рыла свинья - вырыла пол-рыла". Где-то звучала музыка. "Лунная соната"? "К Элизе"? Да какое теперь это имеет значение?! Направленный на меня свет. Холодно. И в эту секунду я услышала треск - так рвётся старая застиранная простыня. И тут же что-то горячее брызнуло в меня, обожгло. Оно было липким и багровым. Кровь. Значит, лопнул сосуд. Иглоножки остановились. Передышка. Счастье...И вновь мне захотелось нежности, ласки, хотелось сейчас же массажа и поцелуев! Большой стальной зажим пережал артерию, изрыгивавшую кровь. Меня опять обработали этим вонючим раствором. Запахло и защипало - спирт? йод? Помыли, липкость исчезла. Заботятся, любят всё-таки, - только заключила было я, как з-з-з-з-з-здрасьте. Меня пилили. Нещадно, не оставляя надежд, со знанием дела. Я чувствовала, как во мне разрезаются податливые мышцы, как с треском лопаются, словно переспелые арбузы, сосуды, как тяжело и со скрежетом рвутся сухожилия. Мой голос становится тише. Темнеет. Всё уходит далеко, затуманивается, и даже звук пилы. Запах шашлыка уже не ощущается. Меня трогают, переворачивают, перекладывают. Бросили куда-то. Я ничего не чувствую...
Спустя 2 дня.
Проснулась от запаха, вернее, от вони. Кругом темно, тесно, сыро, липко и воняет. Таких, как я в этом тазу лежало штук пять. Кто подлиннее, кто покороче. Где-то под боком лежал палец - чёрный, гангренозный. Лежал и гнил, как я. А ведь когда-то я была красивой, длинной и стройной ногой.Мною восхищались и бросали лепестки роз. Теперь этого уже не будет. Моя напарница продолжает жить, а меня уже нет... Впрочем, может, это не конец? Начало нового? Нас понесли , послышался скрип открывающейся дверцы, дверцы в бесконечность. Огонь...жарко... я горю... Антарктида...лёд...айсберги...Здравствуйте, пингвины... |
