«Энтропия – мера хаоса и неопределенности заключенная в системе».
Большая Советская Энциклопедия.
Слегка пошатываясь, набирая скорость, поскрипывая колесами, вагон метро несет сонных пассажиров. Вверху, за тридцатиметровым слоем грунта, город начинает свою жизнь: первые машины покидают гаражи и стоянки, люди – квартиры, дома и общежития, дворовые животные – будки, подвалы и подъезды.
Эл оглянулся, окинул взглядом вагон: высокий очкарик пытается закрыть свой портфель, а его движения координирует пожилая женщина; краснощекий пятиклассник за руку с мамой, какой-то неформал в разноцветных джинсах; восточной внешности молодой человек. Из-под кепки выглядывает парень в косухе, а возле него – девушка, внимательно читающая книгу. Время от времени она потирает глаза, а после снова погружается в чтение. Ее прямые волосы выпадают из-под черного берета, спадают на серый плащ и покоятся там. В ее зеленых глазах запечатлена вековая мудрость, а губы – напряженно сжаты: наверное, захватывающий сюжет, подумал Эл. Их глаза встретились. Он замер, будто увидел невероятной красоты бабочку посреди урбанизированного пейзажа, и боялся спугнуть. Потом дотронулся до нее. Пестрые крылья рассыпались и опали. Она встала, положила книгу в сумку и повернулась спиной к Элу. Двери открылись. Она сделала несколько шагов и оглянулась, используя последнюю возможность визуального контакта.
Поезд тронулся. Машинист беспощадно надавил на педаль. Теперь они, может быть, больше никогда не встретятся. Но это не факт.
Метрополитен. Подземный город. Другой мир. Здесь свои правила, свои законы. Здесь нет и не было солнечного света. Метро помогает сконцентрироваться. Сначала – медленные, равномерно ползущие эскалаторы фильтруют мысли. Затем ты – часть толпы, шестеренка в механизме. Ты начинаешь шагать в ногу со всеми. Заходишь в поезд. Ты в пути. Это – как гигантский метроном, стучащий мерно, задающий темп жизни, уводящий утром от домашних забот, удаляющий сонливость, забирающий цвета и оттенки из твоего зрения, делая картинку монохромной. А вечером – выводящий из транса, возвращая к реальности, напоминая о делах, ожидающих тебя. Метро – мир размышлений, мечтаний, грез, почти сновидений. Город, где рабочий гул на короткие шесть часов сменяется гробовой тишиной, где люди прячут глаза от незнакомых и с особенной радостью приветствуют друзей, где улыбающееся лицо – редкость, где человека интересует только он сам, а остальные на время превращаются в восковые фигуры.
Дождавшись нужной станции, Эл вышел. По выходу из подземки, он почувствовал прохладный ветер, который заставил его ускорить шаг. Недовольные лица прохожих, утренние пробки, ободранные стены домов и возмущенные крики заходящих в трамвай настраивают на нормальный, будничный, неизменно-единообразный, тоскливый лад. Парень, догнавший Эла, протянул ему руку:
- Привет!
- Привет, Мика! – Эл пожал протянутую руку.
- Ну что, как проект?
- Нормально. Вчера говорил с профессором. Он сказал, что конференция через пару дней, и что у меня есть все шансы.
- Отлично.– С завистью произнес Мика. – Так получился у вас контрольный перенос?
- Да. Без потерь. Все сошлось.
Мика удивленно посмотрел, но ничего не сказал. Год назад он принимал участие в работе над проектом. Первая разработка оказалась неудачной; они потеряли год, их не допустили к участию в конференции, и команда распалась. Андрей и Макс ушли в Центр и занялись криптографией. Антон пошел работать, а Мика сказал, что наука – не для него и занялся театром. Из всей команды остался один Эл. Профессор спросил у него тогда, почему он не уходит. Тот ответил, что не хочет, и не уйдет, пока не добьется своего. Тогда они нашли спонсора и начали новый проект вдвоем.
Эл попрощался с Микой возле крыльца университета, взбежал по ступенькам и оглянулся. Мика тоскливо смотрел ему вслед. Наверняка, театр не даст ему того, что могла дать наука. Он поднял руку, сжатую в кулак: «Будь здоров!». Эл кивнул в ответ и вошел в корпус. Высокие потолки, пластиковые стены, старые электронные часы с зелеными цифрами. На стене Эйнштейн показывает язык с огромного плаката. Пафосные лозунги призывают к занятиям. Звонок. Толпа ускоряет движение, и начинает рассасываться. Скоро Эл остался в коридоре один. Немного поколебавшись, он зашел на кафедру:
- Здравствуйте. А есть Николай Александрович?- спросил он. Женщина средних лет перебирает бумаги, открыв рот и опустив очки на кончик носа.
- М-м-м… Есть. Зайдите к нему.- она поправила очки, закрыла рот и придвинула стул поближе к столу.
Николай Александрович сидел в кабинете, набирая что-то на компьютере.
- Можно?- робко спросил Эл, нарушив рабочую тишину.
- Отчего же нет? Заходи. Хотя… Погоди. Ты чего это не на паре? У тебя ведь Липецкий!
- Да я на минутку. Не могу ни о чем думать, - оправдался Эл,- конференция. Успеем собрать все? Я вчера ведь опять Кэт разобрал: менял тиристор. Да и блок нужен. Вадим Эмельянович неделю назад пообещал.
- Не волнуйся ты так!- Заверил его профессор.- Кэт соберем хоть сегодня, а Вадим – ну ты же его знаешь. Когда речь о прибыли, он не заставляет долго ждать, а когда купить что нужно, выжидает: авось, передумаем.- Он посмеялся.- В общем, решится все. Ты, главное, речь приготовь, да выучи хорошенько. Чтобы не было, как на презентации для спонсора: без «э», «типа», «значит» и «соответственно»!
- Ну, спасибо!- Возразил, было Эл,- но сразу спрыгнул.- Раз уж вы так уверены, не буду волноваться. Нет, буду, конечно, но амплитуда моих волнений не выйдет за пределы нормального распределения.
Они засмеялись. Эл попрощался и вышел. Возле аудитории он остановился. Дверь открылась. Из нее вышел статный мужчина с лицом аристократа. Липецкий, значит. Он взглянул на Эла:
- Кротов. А вы что здесь стоите? Зайти, что ли, стесняетесь? Вы это прекращайте. Ваше место свободно,- улыбнулся он. Эл забежал в аудиторию и сел на первом ряду с краю. Липецкий закрыл дверь снаружи, оставив в тайне причину своей отлучки. В аудитории поднялся гул: впечатления о просмотренных фильмах, прочитанных книгах, прожитых днях, заполнили комнату. С возвращением преподавателя все утихли:
- Что же вы так? – Спросило он, оглядывая студентов.- я ведь на минуточку вышел. Неужели, нельзя тише? – Липецкий выдержал паузу. Все опустили глаза в тетради и взяли ручки. – Продолжим…
Студенты начали уныло водить ручками по бумаге, а преподаватель затянул свою заумную песнь. Не всякий умеет заставить слушать себя. А Липецкий умеет. Он любит свою работу и заинтересовывает преподаваемым им предметом других. Он энергично шагает по аудитории, поднимая руки в такт шагам, возвышает голос, меняет интонацию. Его действительно приятно слушать. Многие просто забывают писать на его парах, сидят, глаз оторвать не могут. Он еще не успел получить высочайших ученых степеней, и относится к науке с интересом школьника, еще не набрался скептицизма и не потерял энтузиазм. Наверное, таким и должен быть учитель: не разочарованным в жизни и науке, умеющим и рассказать, и заинтриговать, потому что если он не сможет заинтриговать, его рассказы будут нудными и пресными, а если не сумеет рассказать – интерес к предмету мгновенно угаснет.
Единственным в аудитории, кто не слушал Липецкого, был Эл. Для него куда более важной оказалась конференция и речь, о которой сказал профессор. Он думал об недостатках современных систем. Всех. Кроме Кэт. А с таким изобретением нужно быть очень осторожным, как и со всем, что дает человеку больше, чем он может вместить. Больше, чем он может понять. Совершеннее системы не может быть: на нее не действуют помехи, передача происходит за время, не фиксируемое таймером; взлом такой системы невозможен. Если бы Мика знал все это, он бы на коленях умолял включить его в состав исследовательской команды! Вмиг забыл бы о театре, даже учебу забросил бы. А никто его не заставлял уходить.
Никого не заставляли, усмехнулся Эл. По звонку преподаватель положил кусок мела на стол, учтиво поклонился и вышел. Студенты начали собирать вещи. Аудитория снова наполнилась шумом. К Элу подошел невысокий парень:
- Леха. Тут такое дело… Мне завтра нужно доклад читать. У Николая Александровича пара. Ты же с ним… на короткой ноге, вроде? – умоляюще произнес он.
- Антон. Прости. У нас с ним – чисто деловые отношения. «Субъект-субъектные», так сказать. Ничего личного. Могу разве что курьером поработать: похоронку твою передать, или некролог. – Сострил Эл и убежал.
Длинные университетские коридоры – полны света. Лампы здесь горят постоянно. Видимо, в Министерстве Образования и Науки по этому поводу есть отдельная статья расходов. На подоконниках разложились отдыхающие студенты. Бессмысленные разговоры то и дело прерываются зевками собеседников.
Эл зашел в лабораторный корпус. Ввел код. Сигнализация отключилась. Открылась дверь. Он включил компьютер и посмотрел на груду запчастей на столе, взял маленький фиолетовый шарик с двумя контактами и вставил в разъем. Все, что в мнимой хаотичности лежало на столе, Эл и профессор назвали «Кэт», в честь радистки из «Семнадцати мгновений весны». Слева от Кэт – пустой стол, справа – компьютерный. На стене висит ободряющий плакат: «Лешка! Нобелевская премия уже наша!» и подпись: «Николай Александрович».
Вот как бывает, подумал Леша. Сидел с ребятами два года назад, смеялся с человека, который про телепатию рассказывал. А теперь вот и сам к телепатической системе пришел. Он снова взял в руки шарик. Если бы кто рассказал, что это возможно – не поверил бы! А суть-то в чем… Привыкли-то как: передатчик – отправляет информацию, а приемник получает, но никак не наоборот. А что вышло у нас? Так называемый передатчик «запоминает» информацию, а приемник – сам забирает ее. За гостами, учебниками и теориями мы совсем забыли про творчество. А оно просто обязано иметь место: сколько инженеров писали научно-фантастические романы, сколько открытий было навеяно книгами? Зачем мы десятилетиями боремся с тем, что может нам помочь? Зачем прячем оружие под плащом прогресса, беспощадно убирая не попадающих в рамки стандартного видения? Может быть, пора нам в век информации забыть о преимуществах каменного? Может быть, стоит признать, что хоть незнающими и легче управлять, с ними невозможно сотрудничать?
Эл прошелся по комнате, положил шарик и сел за компьютер. Шустрые пальцы забегали по клавиатуре. На экране появились результаты контрольного переноса. Они смогли передать информацию во много раз быстрее, чем накопители успевали сохранять и считывать. И как это можно описать? Эл взял карандаш и бумагу, начал чертить схему, чтобы потом рассказать по ней о принципе работы системы.
Гениальность и простота не смогли расстаться. Величайшие умы не дошли бы до такого. Их разум напичкан стереотипами. Нет, конечно, это не плохо, и даже нормально. Так будет всегда. Пройдет несколько лет, и Эл станет одним из них: будет предвзято смотреть на студентов, не могущих связать и двух слов на представлении проекта, будет посещать мировые ассамблеи, съезды людей науки, но все это будет как бы по инерции. Не будет больше идей, не дающих спать ночами, не будет простоты во взгляде. Мир для него усложнится. Система уравнений Ньютона для трех тел перестанет быть для него лишь не решаемой задачкой из университетского курса, и превратиться в его голове в великий парадокс. Созданная им же идеальная система превратится в объект исследования. Он будет читать лекции о ней, давать интервью в журналы, сотни раз повторяя одни и те же слова. А потом его забудут. Забудут Лешу Кротова из Авиационного. В лучшем случае кто-нибудь вспомнит его имя… Его автобиографическая книга будет пылиться на полке внука, который не успеет ее прочитать за недолгие 80…
Профессор нарушил рабочий гул лаборатории своим громким появлением. В руках у него – блок для Кэт. С бантиком. Он спел «С днем рождения тебя», и протянул блок Элу, добавив: «Это для нее». Эл схватил блок и поставил его на пустой стол: работы на весь день хватит. Вооружившись отверткой, жменей шурупов и плоскогубцами, готовый погрузиться в работу, он спросил:
- Это что, Вадим Эмельянович вспомнил?
- Нет. Это зарплату дали. – Эл похлопал глазами, а профессор похлопал его по плечу и вышел. – До скорых, Леш… |
