Ночь. Улица. Фонарь. И где-то. Сквозящий ветер Блоком шебуршит. Вихрем взметает он жухлые листья, легкие, красные – быстро кружатся. Свет пробивает тусклые тучи, слабо блестит и дрожит в замерзающих лужах. Где-то по-прежнему воют собаки, где-то оранжевый тускнет фонарь. Кто-то рыдает, кто-то танцует. Поздний рассвет уж пастелью рисует. Холодно, зябко, прозрачно и серо. Капельки пара – живое дыханье. Пока что живое, пока что дыханье. Ветер кусты пригибает к земле, иней с травы постепенно сметает. Все это – внизу, я – наверху… В осенний полет я отправляюсь. Пусть же холодный пронзительный вихорь подхватит меня под пасмурным небом. Буду кружиться, как лист кленовый: то по земле, то в поднебесье, кроны стволов огибая так ловко, чтобы завистливо каркали (черные вороны). Сильные крылья уже расправляются, мышцы затекшие в жизнь возвращаются.
Вот он. Полет. Счастье пожилого прожорливого дракона. Что может быть прекраснее, чем странные танцы в сером осеннем небе? Выписывать перуэты над золотыми куполами леса, пронзая собой чистейший воздух.
Именно этим я и занимался. Приходил в восторг, получал удовольствие, наполнялся силами и ощущением счастья. Я кружил по городу, естественно, на птичьей высоте, избегая проводов и прочих недоразумений цивилизации. Везде царствовало разноцветное оцепенение. Легкий сон, порожденный заморозками. Пустота и одиночество правят бал в вышине. Иногда я снижался, так что воздух, движимый моими крыльями, колыхал ветки деревьев; и листья падали вниз, чтобы там сгнить, но прежде выстелить по земле персидский ковер, чей шорох и шепот заставят не одно существо глубоко задуматься. Иногда, наоборот, резко взмывал вверх и парил. Потом складывал крылья и падал вниз подобно камню. Летал, одним словом. Летал так, как мог, летал божественно настолько, насколько это доступно человеку, совершенно ни за что получившему пару крыл.
Через какое-то время по земле распространился плотный белесый туман. Мои мощные крыла немного подустали, и я решил приземлится в центре своевременно появившегося парка. Пустые дорожки, посыпанные гравием вперемешку с грязью и щедро заваленные падшей листвой, черные галки кружатся повсюду, но при этом стоит спокойная, вовсе не давящая тишина. Ты стоишь точно на середине тропинки, там, где тень голых веток упирается в небо.
- Привет. Какая неожиданная встреча.
- Почему сразу неожиданная? Может, все только к этому и шло. Все здесь неслучайно.
- Возможно. Не знаю. Вот он я какой теперь. Как тебе?
Гравий о чем-то шепчется с травой, покрытой инеем.
- Не знаю, как ты любишь, повторять. И какая по большому счету разница? Ты это ты, независимо от крыльев, длины ушей и носа. Крылья надо, сказать, весьма приличные, на куриные хоть.
- Ты выглядишь уставшей, невыспавшейся и черт знает какой еще…
- Вот и спроси у него. Тебе теперь можно.
- Думаешь скажет?
- Тебе да. Если будет оказываться, скажи, я попросила. Не откажет.
- Какие у нас, однако, связи.
- Ладно тебе. Хватит об этом. Ты теперь как? Летишь или на нашей грешной еще побудешь?
- Все зависит… От частички пара, сконденсировавшейся на том дереве, что стоит за углом где-то вдалеке. Могу забрать тебя с собой?
- Не сейчас. Я пока еще побуду. Но ты ведь будешь приходить, правда?
- Обещаю. Может, когда-нибудь решу и вовсе не уходить…
- А пока – ступай. Что зря грязь топтать. Ты в одну сторону, я в другую.
- Прощай.
- Нет. До свидания. Ты еще вернешься.
Ветер мертвецки завывает в крышах домов, загробный вой пронзает души, холод сковывает сердца, страх – конечности. Листья кружатся, не зная как, не подозревая зачем. И я вместе с ними. |
