Слово «быть» обозначает на немецком языке и существование, и принадлежность кому-то.
Ф. Кафка.
1
У меня задача – приготовить на ужин салат: курица со сладким печёным картофелем и специями уже готова, её останется только подогреть в микроволновке и подать с бутылкой белого вина; об этом я позаботился ещё вчера. Пришлось ехать на центральный рынок – ибо в качестве продуктов нашего магазина я не уверен: купил молодую курицу с аппетитной розовой плотью и мелкими тонкими волосиками на теле, свежий округлый картофель и целую охапку сухих ингредиентов для соуса; вино уже давно припасено в моём минибаре и ждёт своего часа. Потом около часа колдовал на кухне и, по правде говоря, получилось весьма недурно – когда я готовлю для Лены, всегда выходит вкусно. Я улыбнулся этим мыслям – Лена говорит, что я редко улыбаюсь.
Салат будет фруктовым: из апельсинов, бананов, яблок, груш – как она любит; я аккуратно сниму с них кожуру, кожицу, порежу на мелкие сочные кусочки – для этого важно не слишком давить их пальцами и как можно меньше прижимать к разделочной доске, осторожно перемешаю и залью топлёным ванильным мороженым и сметаной; сегодняшний вечер станет для нас особенным и потому я так стараюсь. Впрочем, я люблю Лену и оттого всегда тщательно готовлюсь к нашим встречам.
Фрукты уже вымыты, разложены на столе, который до того я два раза протёр специально предназначенной для этого тряпкой, взял длинный кухонный нож с чёрной пластиковой рукояткой: пора начинать. Я усаживаюсь на табурет и беру самое большое яблоко.
Да, я очень люблю Лену – как же может быть иначе, ведь она чудесная. Мы познакомились в дождливый пасмурный день на автобусной остановке: она стояла с подругой под огромным чёрным зонтом и нетерпеливо высматривала маршрутку. Девушки жались друг к другу, прячась от настырных капель и о чём-то оживлённо болтали. Обе были одеты в короткие нейлоновые куртки и джинсы, только Лена казалась совсем девочкой: почти без макияжа, с простывшим платочком в одной руке и зонтом – в другой; а её подруга, словно каланча, возвышалась над ней: строгая, подтянутая, широкоплечая. «Смешные», - подумал я и подошёл поближе.
2
Лена любит большие зелёные яблоки в крапинку – она сказала об этом в первый наш вечер. Мы некоторое время молча сидели за обеденным столом: за окном давно стемнело, шелестел осенний ветер. Я зажёг свечи – очень хотелось очаровать её, но Лена поморщилась: «Слишком много романтики». И попросила потушить их.
«Хорошо», - пожал я плечами в ответ, взял подсвечник и унёс его на кухню.
«Не сердись, - сказала она, когда я вернулся с тарелками и начал расставлять их. – Ты вообще странный: просто подошёл к нам с Олей и предложил прийти в гости. По правде говоря, в любой другой раз я бы отказалась».
Я стоял рядом, спрятав руки за спиной и не зная, что ответить. Мне уже говорили такое, но до сих пор я теряюсь: наверное, они правы и я действительно странный, но вести себя иначе не умею.
«И почему же ты согласилась?» - спросил её наконец.
«Без понятия, - рассмеялась Лена. – Может быть, от неожиданности».
Я кивнул и пошёл на кухню за едой: на ужин было баранье жаркое с острыми специями и яблоками. Я в первый раз рискнул приготовить это блюдо и волновался – будет ли вкусно. Весь прошлый вечер провёл с кулинарной книжкой и продуктами: долго читал подробный рецепт, потом вынул отмокавшую в холодной воде баранину, положил её на разделочную доску и задумался: а ведь может оказаться, что она не любит баранину. Но отступать некуда – рискну; и решительно приступил к делу.
Теперь Лена сидела напротив меня и смотрела в свою тарелку: она выглядела немного растерянной.
«Ты не ешь мясо?» - спросил я.
«Ем», - покачала головой она, осторожно взяла вилку и нож.
«Хорошо», - сказал я и, отрезав кусок, положил его в рот.
Баранина получилась просто чудесной: я даже зажмурился от удовольствия.
«Здорово, что тут есть яблоки, - прервала наше молчание Лена и посмотрела на меня. – Люблю яблоки: особенно, большие, зелёные, в крапинку».
«Я это учту», - кивнул я.
3
Мы поели, молча убрали со стола: Лена помогла мне отнести тарелки на кухню – я восхищённо глядел, как она собрала посуду в охапку и пошла вслед за мной; говорю же – чудесная девушка. «Спасибо», - поблагодарил её и улыбнулся.
«Не за что, - ответила она смущённо и махнула рукой в сторону чайника. – Можно кофе?»
«Сейчас, - кивнул утвердительно. – Иди в комнату, я сейчас вернусь».
Она немного постояла и ушла, а я сгрёб посуду в раковину, включил воду и начал мыть тарелки. Когда закипел чайник, достал из настенного шкафчика чашки, серебряные чайные ложки, бабушкину конфетницу, поднос.
«Тебе с сахаром или без?» - я вернулся в комнату и застал её сидящей на диване: она скрестила ноги и вертела головой, разглядывая моё жилище.
«Без, но со сливками», - ответила она и встала.
«Сам справляюсь», - покачал головой я, но был ужасно горд, что она снова решила мне помочь. Я торопливо развернулся, чтобы Лена не видела, как я покраснел: она нравилась мне всё больше и больше.
«У тебя совсем нет книг, - заметила Лена, когда мы наконец уселись на диван: между нами стоял поднос и дымящиеся чашки с кофе. – Неужели ты ничего не читаешь?»
И она осторожно, чтобы не обжечься, отпила глоток тёмной жидкости.
«Нет, - пожал плечами я. – Даже в школе мне это было неинтересно».
Лена поставила чашку на поднос и взяла из конфетницы пряник: казалось, что ей не очень хочется его есть.
«А как насчёт музыки?» - спросила она и откусила кусочек.
«Люблю тишину», - ответил я и облокотился на спинку дивана: было уже поздно, глаза слипались – в это время я обычно уже спал.
Стало тихо: Лена молча жевала пряник и смотрела в окно; я ждал, когда она закончит и даже не сердился – ради такой чудесной девушки стоило немного потерпеть.
«Ну, я наверное пойду», - наконец сказала она, допила кофе и перевела взгляд на меня.
«Хороший был вечер», - улыбнулся я ей, совершенно счастливый.
«Ага», - рассеянно кивнула она и поднялась.
«Лена, - я понял, что настал решающий момент и пора во всём ей признаться. – Ты самая замечательная девушка, которую я когда-либо встречал!».
Поднялся вслед за ней и выпрямился, чтобы она увидела, как важно то, что я сейчас говорю.
«Я люблю тебя и хочу, чтобы ты снова пришла ко мне в гости», - Лена выглядела растерянной, и я понизил голос, чтобы не пугать её: понятное дело, трудно поверить в мою искренность.
«Но ведь мы совсем не знаем друг друга», - Лена сделала шаг назад.
«Мне достаточно того, что я увидел, - улыбнулся ей в ответ. – Я буду ждать тебя».
Может быть, она подумала, что я какой-то извращенец и кинусь на неё: а я просто стоял рядом и смотрел. Так прошло несколько минут: Лена удивлённо разглядывала меня, будто я экспонат в музее – однажды я был в музее и точно так же рассматривал кости вымерших мамонтов и динозавров.
«До свидания, Лена», - сказал я ей и протянул куртку.
«Пока, Коля», - она поспешно натянула её и выскочила.
Я был уверен, что Лена ещё вернётся.
4
Пока я сидел и вспоминал наше первое свидание, фрукты высохли и молчаливо взирали на длинный острый нож в моих руках: казалось, они его боятся. Одинокое яблоко выглядело обречённым на разделочной доске – по правде говоря, мне никогда не было жаль продуктов: что же случилось?
Я вздохнул и положил нож на стол: конечно, дело в Лене и том, что должно сегодня произойти. Больше двух месяцев я готовился к этому вечеру, но всё равно мне не по себе: сначала долго не мог смириться с её просьбой, целую неделю отвергал её и мысленно пытался отговорить Лену – но она в моём воображении так жалобно смотрела на меня, что я наконец сдался; я слишком люблю свою девушку, чтобы отказать. Потом стал обдумывать, как осуществить задуманное: Лена хотела умереть.
Мы, как обычно, ужинали: в тот вечер я приготовил овощное рагу из капусты, картошки, мелко порезанных помидор, потёртых огурчиков, разбавил всё это кусочками отварной курицы – было вкусно. Но Лена выглядела подавленной и не проронила ни слова – конечно, мы мало разговариваем, но тогда царила полная тишина.
«Что случилось, любимая?» - спросил я и отодвинул тарелку: настроение Лены передалось мне, и аппетит пропал.
«Какая я тебе любимая? - со злостью стукнула вилкой по столу она и встала. – Любви – нет».
Я видел, что она не в себе и оттого говорит глупости.
«Любовь есть, Лена: вот я люблю тебя», - сказал я, собрал тарелки и унёс их на кухню.
Ей нужно было время подумать над моими словами, и потому я не спешил: вымыл посуду, вытер её мягким вафельным полотенцем, поставил в шкаф.
«Может быть, ты прав, - сказала она тихо, когда я вернулся в комнату. – Даже не знаю, зачем я прихожу к тебе».
Она сидела на диване и задумчиво вертела в руках карандаш.
«Потому что ты – моя любимая», - улыбнувшись, ответил я и устроился рядом.
«Лучше бы я умерла», - сказала она, не глядя на меня: казалось, она вообще никуда не глядела.
«Не лучше», - возразил я и забеспокоился: обычно она таких вещей не говорила.
«Пойду я», - попрощалась Лена и ушла.
А я в тот день так и не смог уснуть: такого со мной ещё никогда не случалось. Моя девушка хотела умереть, и мне что-то нужно было сделать, что-то решить.
5
До прихода Лены остаётся чуть больше двух часов, нужно поторопиться: я снова беру в руки яблоко, аккуратно снимаю толстую зелёную кожицу – та вздыхает и податливо сползает на гладкую поверхность стола, собираю её обеими руками и складываю в миску – не люблю беспорядка; теперь яблоко лежит передо мной обнажённое, прохладное, сочное – можно резать. Утром специально сходил в ларёк дяди Толи и заточил кухонный нож: осторожно, чтобы не порезаться, сжимаю его в руке и медленно вонзаю в яблоко – для начала необходимо поделить фрукт на две половинки, потом вынуть сердцевину, и уже тогда разрезать на мелкие кусочки.
Меня всегда удивляло, как же люди в фильмах не боятся со всей силы втыкать острые кинжалы и ножи в чью-то твёрдую плоть – по сравнению с яблоком она очень твёрдая, я пробовал на себе. Как им не страшно касаться чужого тела – ведь оно живое, трепещущее, полное крови? Меня передёрнуло – как обычно, когда я думал об этом. И именно потому, что эти мысли ужасно пугали, нужно было подготовиться, чтобы самому суметь сделать это: Лена не должна страдать от моей беспомощности – она должна умереть сразу, не мучаясь.
Я вздыхаю: если бы она знала, как тяжело мне сейчас, как не хочу я её смерти – и всё-таки готов убить.
«Любовь есть!» - мысленно возражаю ей, быстро и решительно чистя остальные фрукты.
«Ты убедишься в этом, – почти кричу безмолвно и ловко нарезаю груши, яблоки, бананы, апельсины. – Я тебе докажу!»
За полчаса салат был готов – и я тоже. Глядя на перемешенные кусочки фруктов, которые осталось только залить мороженым и сметаной, подумал, что получилось скорее месиво, чем салат – я разволновался и забыл об осторожности: давил фрукты пальцами, прижимал их к разделочной доске – может быть, боясь, что они убегут от меня.
«Жаль», - вздохнул я и поставил смесь в холодильник: странно, но это был первый в жизни раз, когда я не особо расстроился из-за того, что блюдо приготовлено не так, как положено. Конечно, всё дело в Лене – она сделала меня смелым.
6
Мы вместе уже год: видимся с регулярностью – одна встреча в месяц; и того должно получиться двенадцать свиданий, но после того раза, когда она пожелала умереть, Лена пропала на целых два месяца – я терпеливо ждал, зная, что она вернётся – ведь я люблю её. И действительно, вчера она позвонила и сказала, что нам нужно поговорить.
«Конечно, - согласился я, и почему-то стало грустно. – Приготовлю для тебя нечто особенное».
Очевидно, настроение у неё было отличным, потому что она рассмеялась в ответ и хитро спросила:
«Опять будешь удивлять меня своим поварским мастерством?»
«Буду», - подтвердил я, и сердце ёкнуло.
«Тогда договорились», - сказала она весело и повесила трубку.
Обычно Лена приходит ровно в семь – значит, через сорок минут будет уже здесь: я открываю шкаф, достаю свой чёрный выходной костюм и одеваюсь. Надо признаться, внешний вид мало меня заботит – я вовсе не сноб; по крайней мере, так сказала однажды Лена. А ещё она говорила, что ей не нравится вычурность и пошлость в одежде. Я не очень её понял, но мой костюм подчёркивает торжественность наших встреч – чтобы она поняла, как важна для меня.
Но когда я был почти готов и осталось только завязать галстук, вдруг смешался и разволновался: ведь Лена не любит галстуки. Я привык исполнять её редкие пожелания и просьбы, и всё же как сегодня обойтись без галстука? Это просто невозможно! Людям сложно понять друг друга – об этом говорила мне в детстве бабушка – и потому необходимо стараться изъясняться точно и как можно полнее. Поэтому я прилагал максимум усилий, чтобы не быть для Лены загадкой. Отказ от галстука был символом перехода наших отношений в более близкую, домашнюю сферу; но сегодня – особый день. Я держал в руке синий в узкую белую полоску галстук и расхаживал по комнате: мне стало не по себе от этой дилеммы.
Бьёт семь, за окном было уже совсем темно, бушует осенний ветер. Я сглатываю, понимая, что нужно что-то решить и чувствую, как противная капля пота катится по спине: этого ещё не хватало – нельзя допустить, чтобы Лена застала меня в таком состоянии. Всего одна секунда на раздумья – и я откидываю галстук на диван: вот так! Какое-то время смотрю на него, словно завороженный – ведь это всего лишь синяя лента, расширяющаяся внизу: Лена права – он мне ни к чему, у меня есть – она.
7
На часах – уже двадцать минут восьмого, а её всё нет и нет: такого раньше не случалось, Лена никогда не опаздывала. Мне не терпится поделиться со своей девушкой тем, какой я сегодня молодец: отказался от галстука, хотя очень хотелось его одеть, не расстроился по поводу слегка попорченного неаккуратным обращением фруктового салата. Но о том, что я готов исполнить её прошлое пожелание, умолчу – она испугается и станет волноваться.
Я начинаю нервничать и беспокоиться: где же бродит Лена? Ведь уже так поздно!
На улице воют бродячие псы и слышно, как ругается пьяный мужской голос.
И тут раздаётся звонок в дверь.
«Наконец-то!» - облегчённо вздыхаю я и поспешно открываю дверь.
«Привет! – Лена стоит на пороге в новой светлой куртке и яркой красной юбке: она широко, совсем не по-вечернему, улыбается мне и протягивает какой-то свёрток. – Хватит эксплуатировать твои таланты, будем сегодня есть самый обычный магазинный торт, консервированную кукурузу и сосиски».
Она хитро подмигивает мне и стаскивает куртку: такой я её ещё не видел.
«Что с тобой?» - спрашиваю я с тревогой.
«Со мной? – она смеётся и тащит меня на кухню. – Да ничего особенного; вроде».
«Нынче осень, - качаю я головой, не веря ей. – А ты – весенняя».
Мы стоим на кухне: Лена улыбается, смотрит мне прямо в глаза и слегка поглаживает небесно-голубой мохеровый свитер – он тоже новый, судя по всему.
«Вчера была на распродаже, - щебечет она и садится на табуретку. – Оставила там все деньги, зато пополнила гардероб цветными шмотками».
Берёт у меня свёрток и начинает его разворачивать: «Купила вот эту юбку, что на мне, свитер, куртку, вельветовые розовые брюки».
«Нет, ты только подумай! - поворачивается ко мне. – Я и розовые брюки! Ты можешь себе это представить?!»
Я смотрю на Лену и не узнаю её: весёлая, довольная, болтливая.
«Коля, я влюбилась», - говорит вдруг она.
8
«Послушай, я была не права, - торопится Лена – словно боится, что не успеет. – Любовь – есть! Жить – стоит!!! Господи, какой нужно быть дурой, чтобы думать о смерти! Чтобы считать себя никому не нужной!»
Я молча наблюдаю за ней: эта чужая девушка не похожа на мою Лену, и я не понимаю, о чём она говорит. На столе беспорядочно валяются изъятые из пакета продукты: завёрнутый в противную упаковочную бумагу масляный торт, пара наверняка просроченных консервных банок, упаковка каких-то искусственных сосисок; не люблю беспорядок, не люблю полуфабрикаты.
«Ты меня слышишь?» - спрашивает девушка в голубом свитере.
«Да, конечно», - вежливо отвечаю ей и начинаю складывать продукты обратно в пакет.
«Сейчас ты меня не поймёшь, - говорит она и поднимается. – Но я знаю, что ты запомнишь мои слова, и потом согласишься. Верь и жди, Коля».
Я киваю, стараясь не показать своей неприязни – бабушка воспитывала меня вежливым мальчиком, и я не хотел бы, чтобы ей было стыдно за меня.
«Обязательно запомню», - обещаю этой чужой девушке и подаю ей её пакет.
«Оставь себе», -качает грустно головой она и уходит, захлопнув за собой дверь.
Я пожимаю плечами, иду на кухню и выкидываю свёрток; но тут же останавливаюсь и оглядываюсь: «Что случилось? Где моя Лена?». На меня медленно накатывает паника, и хотя я продолжаю просто стоять посреди кухни, внутри беспорядочно метаются мысли – с каждой секундой всё быстрее и истеричнее: «Почему так пусто внутри? Так тихо? Что это такое звенит в ушах?». Ноги вдруг подкашиваются – и я падаю на колени: такого со мной ещё не было; закрываю глаза – и вдруг начинает казаться, что меня нет; открываю их, чтобы избавиться от наваждения, подношу руку к лицу: «Да нет же, вот мои пальцы» - и шевелю ими. Очень странно, но даже это не убеждает меня окончательно; и я поднимаю голову, шарю глазами по кухне в поисках доказательств. Взгляд выхватывает среди посуды острый длинный нож с чёрной пластиковой рукоятью.
Подползаю к тумбочке, беру нож в правую руку: «Если я есть, то почувствую боль», - думаю я, медлю пару секунд и со всей силы вонзаю в ладонь.
«Как больно!» - удивляюсь я и куда-то проваливаюсь.
9
Нынче весна: я вижу её из большого окна с чистыми тонкими стёклами. День в самом разгаре: улицу залило прозрачным солнечным светом, щебечут возбуждённые воробьи, прохожие улыбаются и кивают друг другу. «Как много луж! – думаю я, глядя на асфальт или даже скорее, то, что от него осталось – он почти скрылся под грязной водой. – Надеюсь, её сапоги не промокают – простудится ещё». И я улыбаюсь своим мыслям: где сейчас бродит моя Лена?
Скажу честно: очень по ней скучаю. После нашей последней встречи я много болел и почти не вспоминал о ней – казалось, её вообще не было в моей жизни. Я почти не знал своих родственников и жил один, но тут они вдруг забеспокоились о моём здоровье и регулярно приходили меня навестить: наконец-то я познакомился с тётей Глашей, дядей Сашей и племяшкой Соней. Наверное, в другое время я просто выпроводил бы их, но тогда сил не было; и мы как-то сдружились. Конечно, они говорят, что я странный, но я уже привык.
Слушая болтовню тёти Глаши, глядя, как возится в углу Сонечка, я чувствовал: что-то тревожит и дразнит меня – и это вовсе не мои родственники. И вот недели две назад я понял: просто скучаю по Лене.
Сползаю с подоконника и оглядываюсь: как бы порадовалась она тем переменам, которые произошли с моим жилищем. Я выкинул громоздкий бабушкин шкаф, старый ковёр, отдал соседке тёмную тяжёлую штору: стало светлее. Заменил их застенчивой плоской стенкой, фисташковым ковровым покрытием и лёгкими белыми занавесками в мелкий цветочек; спрятал в кладовой толпу старомодных безделушек. Лена никогда ничего не говорила о моей квартире, но я подумал, что ей, должно быть, было тоскливо: слишком всё-таки у меня темно. Скорее всего, она привыкла к совсем другим квартирам. Несколько дней подряд я пытался представить себе – к каким же. Надо признаться, тяжёлое занятие. В конце концов, я сдался: отправился в мебельный магазин и как можно подробнее и точнее описал ситуацию.
Молодой продавец – темноволосый худощавый парнишка со смешно торчащими ушами – долго кивал, потом повёл меня по всему павильону с диванами, шкафчиками, креслами, тумбами, показывая то одно, то другое. Но я признался, что ничего в этом не понимаю, и, по сути, ему пришлось выбрать за меня: из благодарности я теперь иногда захожу к нему на работу и болтаю. Говорю ему: «Привет. Как дела?» Он пожимает плечами и отвечает: «Всё нормально». И, довольный, я иду дальше.
Теперь я много гуляю и слушаю музыку: купил магнитофон и включаю его на полчаса каждый день.
Теперь я ем только полуфабрикаты, редко готовлю и только обычные несложные блюда: например, её любимый фруктовый салат. Правда, я уже не уверен, что она его любила – теперь я не уверен в том, что знаю, что же она вообще на самом деле любила; но её редкие слова стали самыми ценными воспоминаниями – и это всё, что у меня теперь есть. Думаю о ней каждый день и пытаюсь понять, какой же была моя девушка – моя Лена. В одном только я уверен: кто бы она ни была, именно ей удалось изменить меня.
Открываю окно и впускаю прохладный весенний воздух: для неё я могу сделать самый лучший в мире фруктовый салат, ради неё я был готов убить. |
